Пять раз бойцы расплачивались своей кровью, чтобы выиграть нужное время. Трижды они дрались так хорошо, что захватчики не дожидались, пока соберутся граждане, а бежали с пустыми руками, не способные похвастаться иными достижениями, кроме кровавых ран.
Когда у одного кузнеца в далекой, продуваемой всеми ветрами Киммерии родился сын по имени Конан, прошел уже почти целый век с тех пор, как кто-то пробовал завоевать Аргос. Несомненно, капитаны во всех странах передвигали по картам деревянные фигурки, показывая, как они могли бы покорить эту страну. Наверно, когда они бывали достаточно пьяны, то даже верили в свои планы.
Но победу всегда одерживали люди трезвые, и Аргос оставляли в покое.
Однако никакая страна не может сделаться столь старой, как Аргос, без того чтобы не обрасти тайнами, словно пень древнего дуба - мхом. И некоторые из этих тайн таковы, что мудрые люди говорят о подобных делах только шепотом или вообще молчат.
На тот момент, когда Конан-киммериец бежал из Турана, чтобы стать командиром Вольного Отряда, большинство этих тайн было известно в Аргосе только одному человеку. Он называл себя князем Скироном, хотя мать дала ему имя, отнюдь не похожее на Скирон. И было почти столь же определенным, что равным образом лицо он носил отнюдь не то, какое ему дала природа.
Акимос из Перама задрожал от влажного холода в пещере и поплотнее закутался в парчовый халат из китайского шелка. Халат был подбит ватой, так же как и надетая под ним туника. Но против холода пещеры одежда казалась такой же тонкой, как прозрачные покрывала танцовщицы.
Скирон определенно завел его далеко под землю, глубоко в лабиринт туннелей, некогда служивших мессантийцам последним прибежищем. Сюда никогда не проникал яркий свет, за исключением мерцающего пламени факелов, сражающегося в неравной битве против темноты. Они могли оказаться и под озером Гиркса, или под рекой Хорот, или даже под самым морем!
Последняя мысль заставила Акимоса беспокойно посмотреть вверх, словно скальный потолок мог вдруг рассыпаться и потоки зеленой воды хлынуть в туннель.
Услышав легкий кашель, Акимос опустил взгляд. Скирон стоял у бронзовой жаровни, со слабой улыбкой на тонких губах. Рядом с ним на коленях замер безъязыкий, глухой раб, тащивший поклажу князя.
Акимос покраснел, поняв, что Скирон знал о беспокойстве своего нанимателя. Чтобы больше не выдавать себя, купец попытался придать голосу намеренную грубость:
- Ну, любезный, приступай к делу! Или у тебя есть чары от ревматизма и воспаления легких, которые я, наверно, здесь точно подхвачу, если буду ждать еще?