Вечер выдался славным. Мадам угощала красным вином, сырами, оливками и постоянно удалялась в комнату, чтоб не слишком мозолить глаза. Всякий раз, когда она исчезала, Лара, азартно расширив глаза, пихала Глеба локтем и шептала: «Ну когда же ты наконец спросишь?!» Глеб мялся, одновременно понимая, что нужно ловить момент — благодушие мадам могло непредсказуемо улетучиться, — и чуя, что ему нужно осмотреться и принюхаться к новому месту. В своем дворе каждая собака лает, а в чужом нужно еще освоиться и окопаться, чтобы попасть в «десятку» с первой попытки. Вокруг располагались враждебные лживые декорации, стригущие Ларочку и мадам под общую обывательскую гребенку: в этом интерьере мог жить кто угодно средний и скучный, с этими полочками, хрусталями, «стенками», коврами и занавесками в тон. Настя Петухова, некогда отплясывавшая канкан на ресторанных столиках, ныне надежно защитила себя от общественного мнения. Она постаралась, чтобы знакомцы сделали вид, что забыли о ее выкрутасах — запоях, истериках с раскромсанными пиджаками и сожженными фотографиями, о ее женатиках и молодых придурках, о сомнительных подругах-клептоманках, о стриптизах с перепоя. От всего этого, составлявшего многоцветную жизнь мадам, она отгородилась образом добропорядочной экзальтированной дамы, терпеливо ожидающей внуков, и даже устроилась биологом-консультантом в ботанический сад. («Боже! Петухова — биолог! Как бы в саду ни проросла помесь розы с кактусом», — недавно радовался отец новой матушкиной сплетне.) Но мадам и впрямь когда-то давно ознакомилась с естественными науками и заставила себя об этом вспомнить. Теперь уж сквозь новый ее антураж было не пробиться к той, настоящей.
Так Глеб чувствовал и оттого медлил, ибо ни к селу ни к городу сейчас Аня, а значит, давние проказы мадам, ворошить старые сплетни — дурной тон и медвежья услуга. Глеб даже читал в бульварно-научном журнальчике о том, что завязавший алкоголик легко может сойти с рельсов, если с максимальной точностью воскресить в его памяти прежних собутыльников. Но пока Глеб осторожничал, в очередной раз на кухню вошла мадам, извлекла из холодильника банку зеленого горошка и принялась, чуть прикрыв веки, хлебать соленый маринад.
— Вот знаю, что дрянь, а все равно обожаю. Прямо как с людьми, — весело оправдалась она, а Глеба вдруг бес попутал, и он ни с того ни с сего, легко и даже светски спросил:
— Тетя Настя, а вы помните Аню… мамину сестру?
Мадам удивленно раскинула брови и быстро, уже без улыбок ответила:
— Да, разумеется.
— Как вы думаете, она случайно погибла?..