З. не чувствовал себя больным. Просто имел склонность к болезни. Просто был чуть однобоким, немного «предумышленным»! Но эта предумышленность и однобокость Тарантула была ему дороже всех знаний и ненужной разносторонности других людей.
Сегодня стремительный Тарантул – Тарантул-волк, Тарантул-охотник – окончил сухой трехдневный полет и танец над кромкой осени. В этот раз врач-учитель ничего не просил добыть, принести. Никаких доказательств активной деятельности в этот раз представлять было не надо: Тарантул-охотник был отпущен на свободные промыслы.
Степь, стога, ранние сумерки, томящие глаз огоньки костров, маленькие городки и вытянутые в длину екатерининские села, окружавшие большой город, сухонький октябрь, блеск слюды, капелька крови на сбитом щелчком кленовом листе… И три высосанных сердца! Трое лишенных сердец болтаются теперь в осенних мягких сетях…
Первым забился в паутине давний знакомый Тарантула – Почтарь. Этому старому дурню Паук-волк пообещал поговорить с его сыном, уже несколько лет обижающимся на Почтаря, скуповатого сельского жителя. Сыну же Почтаря, из города к отцу почти не наезжающему, Паук-волк сообщил: прижимистый отец его – женится, продает сельский дом и переезжает в город с молодой женой. А стоящий у реки отдельно от дома флигель-дачка с куском участка уже завещан. И отнюдь не сыну, а внуку! О чем внучку хорошо известно. Тут же был призван внук, регулярно деда навещавший. Внук подтвердил: да, про флигель дедушка говорил, про женитьбу тоже, – правда, здесь, кажется, шутил.
Этого оказалось достаточно для нового витка напряжения между отцом и сыном. Паук-волк, не теряя времени, кинулся в пригородное село, к деду, не забыв поперед себя отправить телеграмму. В селе он рассказал деду о том, что сын его прибил внука, тот в больнице и сейчас помирает. Тут как раз подоспела и отправленная загодя Пауком-волком телеграмма: «Вася помер из-за тебя, сволочь. Федор».
Пока разбирались, звонили, пока соседи распутывали что да как, сердце Почтаря на миг приостановилось, да так приостановленное – с огромным тромбом, от этой приостановки образовавшимся, – над несчастной стариковской долей и замерло. Старик не умер, но оправиться от потрясения уже было не суждено.
А человек-Тарантул продолжал свой кособокий бег, свое жутковато-легкое скольжение над степью…
Вторым на его пути оказался подросток со скрипкой.
Подросток не сдал переводного экзамена. Не сдал потому, что у него не было денег на новую скрипку. Играть на прежней он уже не мог. Прежняя не выдерживала все более сложных приемов игры и отвечала на буйные и дерзкие пассажи новейших композиторов жалобно и фальшиво. Подростку купили вишнево-лаковую старинную скрипку. День переэкзаменовки приближался.