– И что, помогло?
– Через два месяца снова рентген сделали – а в легком у меня очаг рассосался, как не было…
– Да ну?
– Врач говорит: чудо. А мать молчит, плачет и крестится.
– Здорово.
– Вот я и говорю, тебе тоже нужно в пещере посидеть.
– Мне не поможет.
– Тьфу! Говорю тебе, сходи!
– Не знаю…
– А я знаю. Нам нужно только пещеру эту отыскать. Я помню примерно, где вход. За перекатом, где Оленушка сохнуть начинает. Еще баба Варвара говорила, что если кто совсем болен, кто помирает, тому нужно не просто три дня и три ночи в пещере молиться, а пройти ее насквозь…
– Как это?
– Найти другой выход. Проползти всю пещеру и выйти наружу. Вот только никто не знает, где он. Говорили старики, другой выход на ту сторону Оки выводит.
– Так далеко?
– Далеко или близко, а жить захочешь, по воде аки посуху пойдешь… Доверься мне. Я зря болтать не стану.
Учительница проговорила это уже не требовательно, а прося, в глазах ее навернулись слезы от воспоминания; она протянула свою пухлую руку Кате и сказала тихо:
– Ты верь мне, выкарабкиваться нужно.
У Кати в груди стало тепло, и она обрадовалась состраданию к себе, давно позабытому; Соломину – при всех его чувствах к ней – не удавалось возбудить ничего, кроме раздражения. В Ирине Владимировне она увидела неутоленное материнское чувство и отозвалась на него. Она обняла учительницу и уткнулась ей в плечо.
– Ничего, девонька, ничего, мы еще дадим прикурить, мы еще пройдемся на каблуках, – растроганно произнесла Ирина Владимировна.
– У меня и туфель-то нету…
– А мы купим. Мы в Москву съездим и купим и туфли, и кофту.
– Мне капри новые нужны, – всхлипнула Катя.
– Что за капри?
– Это брюки короткие, типа бриджей.
– Хорошо, милая, и капри тебе купим. Ты это… Ты Соломина-то приголубь. Больно уж дикий он у тебя. Мужики злыми от баб становятся. От их нехватки. И тебе самой польза для здоровья. В пещеру мы непременно сходим, а вообще жизнь любовью лечат. Другого средства нет. Если б я своего космонавта не баловала, сама долго не протянула бы. Я на тебя смотрю и себя горемычную поминаю, какая была и чего вытерпела. Деток Бог не дал – сначала казалось, что и к лучшему, что поживем в удовольствие, а сейчас тоска заедает, сейчас ребячье сердечко вместо своего должно стучать, а нету такого счастья.
– В пещеру надо было идти, за детей просить.
– Твоя правда. А вот не вспомнила я, грех такой – не вспомнила про пещеру, потому что не слишком-то и хотела, когда могла родить. А когда захотела, так и срок прошел, и все равно не вспомнила. А тебя жалеючи – будто очнулась.
– А чего меня жалеть? – вздрогнула Катя. – Я ведь мерзкая, грязная, ничтожная, меня удавить мало.