— Я — пленный, — поправил Алегриа.
— К стенке его, и дело с концом, — бросил раненый.
— Завтра или послезавтра Сехисмундо Касадо[1] сдастся в плен, — сказал Алегриа.
— Ага. Поэтому ты и сдаешься? Не смеши меня.
Грузовичок остановился перед главным госпиталем «Куатро Каминос». Два солдата в гимнастерках помогли вылезти из кузова раненому, потом один из них внимательно всмотрелся в униформу капитана Алегриа и спросил:
— А это еще кто?
— Дезертир.
Пауза.
Никто и ухом не повел. Гримасы боли, простреленное плечо, темнота, тарахтенье мотора. Никаких пояснений не потребовалось. Беспорядочно дергаясь, грузовичок тронулся с места и так же надрывно, толчками поплелся по дороге к ставке командующего. Мадрид — в полном затемнении. Какой-то потухший, но не обезлюдевший. Хотя шел четвертый час утра, на улицах было полно народу. По мере приближения к центру людей становилось все больше и больше. Почти в полном безмолвии военные и гражданские сновали туда-сюда по Пуэрта-дель-Соль[2], отчего площадь напоминала огромный муравейник.
Свернули на Калье-Майор и не останавливаясь понеслись к ставке командующего. Там деловито сновали люди, облаченные в военную форму, отдавали честь вышестоящим командирам по всем правилам воинского устава. Все как положено: знаки различия, петлицы, нашивки, звездочки на погонах. Алегриа снова оказался в окружении кадровых военных. Это обстоятельство немного успокоило капитана, потому что он твердо знал, как себя вести в их обществе, понимал выражения их лиц, владел ключом к их поведению. Их армия, пусть и незаконное военное формирование, для него была тем же, что для путешественника — географическая карта: все на своих местах, можно четко и безошибочно определять точные координаты и расстояния.
Внутренний двор имел бы сходство с крытой университетской галереей, если бы не лихорадочная суматоха, бессмысленное, неупорядоченное движение, вовсе не свойственные подобным местам. Один из охранников доложил первому попавшемуся офицеру о пленном. Именно так и сказал, капитан Алегриа ни мгновения не сомневался в этом, хотя и не слышал ни слова. Никто его не охранял, никому не было никакого дела до того, что он стоит посреди двора, в центре светового круга. Стоит посреди бестолковой суеты, и никто не замечает вызывающего несоответствия его вражеской формы. Пленник, предоставленный самому себе, без охраны, не связанный по рукам и ногам. Ни страха, ни ненависти.
Да, действительно, Касадо сдавался в плен. Тут же, в центре двора, стоял грузовик, чистый, ухоженный, в отличие от того, на котором привезли Алегриа. Солдаты деловито сваливали в кузов без всякого порядка огромной бесформенной кучей папки,