— Почему?
Сенектус вновь огляделся, произнес с нажимом:
— Потому что это пророчество. Ты знаешь, в чем первый закон любого пророчества?
— Нет.
— Они являются лишь тем, кому предназначены, – терпеливо объяснил Сенектус.
Том невольно отпрянул.
— Нам с Элджи?
— Я в начале тоже так подумал, но ведь пророчество записано в тетради, которая принадлежит тебе, а не Элджи…
— Нет, вовсе не мне, – поспешил возразить Том, на миг мелькнула радостная мысль, что произошла ошибка, и все возможно исправить. – Тетрадь обронил старик в Косом переулке. Она принадлежит ему.
— Это уже неважно, – отмахнулся Сенектус. – Она должна была попасть к тебе. Пусть бы ее принес аист или пингвин, но тетрадь непременно оказалась бы у тебя ровно в то время, в которое необходимо. Так что тетрадь теперь твоя, а значит и пророчество предназначено для тебя. Не для Элджи и не для меня.
Том оцепенело замер, недоуменно хлопал глазами.
— И что же…
Сенектус вздохнул, вынужденно отвел взгляд, было видно, что ему тяжело говорить. Том и сам предпочел, чтобы никогда не было этого непонятного разговора. Сенектус нервозно хрустнул суставами пальцев, попытался изобразить нечто напоминающее дружелюбную улыбку, вышло неловко, поскольку глаза оставались серьезными, даже обеспокоенными.
— Знаешь, я сразу тебя заметил. Еще в зоомагазине заметил, как ты говорил со змеей, но притворился, что ничего не происходит… пока Элджи все не испортил. Даже когда мы встретились в поезде, я все не хотел верить в очевидное. Потом напрасно надеялся, что ты попадешь на другой факультет… но тут нечто большее, чем мои желания. То, что не в моих силах исправить. Если кто и может все изменить то это ты.
— Исправить? – переспросил Том. Он не понимал, что и зачем нужно исправлять, ведь еще ничего не произошло. – Как?
— Забыть, – настаивал Сенектус. – Забыть о пророчестве, и как можно скорее избавиться от тетради. Зря я вчера отдал ее тебе, ведь теперь в курсе дела Руквуд и Долохов? Не отвечай. Разумеется, это так, и уже не изменишь. Но тетрадь не должны видеть другие ученики, а уж тем более профессора. Поверь, это грозит всем нам немалыми бедами…
Том уходил от Сенектуса с тяжелым сердцем, в мозгу, словно черви–древоточцы, зудели слова предупреждения.
— Ты где был? – спросил Августус, уже поджидавший его в Общей гостиной.
Том лишь неопределенно махнул рукой, говорить было трудно.
— Пустяки.
Августус посмотрел с подозрением, но переспрашивать не стал. В полном молчании они поднялись в Большой зал, и лишь за завтраком Августус спросил неожиданно:
— А где Антонин и Элджи?