Это стало заметно даже по лицам солдат на улицах; в течение многих месяцев они бродили с видом нищих, выжидающих возможности кого-нибудь ограбить, и вдруг стали ходить, выпятив грудь, и улыбаться девушкам.
Тхуту, которому были поданы на рассмотрения эти решения, испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, эти предложения исходили не от него, но, с другой стороны, он не мог их не поддержать. Очевидно, Хоремхеб предоставил ему эти решения только из вежливости, не ожидая от него никаких препятствий. Наконец кто-то со знанием дела ставил перед властью вопросы, которые сам не мог решить. Некоторые правители находили эту власть даже диктаторской.
Первый советник пошел еще дальше.
— Командующий, ты восстановил одну из опор монархии. Остается еще одна, — заявил он ему.
Хоремхеб устремил на него вопрошающий взгляд — другой опорой было духовенство. Итак, ему предлагали взяться за то, что входило в сферу деятельности Советника.
— Я добился их поддержки, насколько это вообще было возможно, — сказал Тхуту. — Надо теперь скрепить этот союз.
Он поднялся и стал шагать взад-вперед по кабинету.
— Мы не можем больше допускать, чтобы трон принадлежал царю-призраку. Каким бы он ни был, его надо будет показать народу.
— Уже была попытка. Ты видел результат, — возразил Хоремхеб.
— Это так. Но если именно царь вернет власть духовенству и займется восстановлением храмов, критика отпадет. Негативное отношение верховных жрецов было также продиктовано их предубежденным отношением к Эхнатону и его семье, а не только физическими недостатками царя. Когда предубеждения будут стерты, им ничего не останется делать, кроме как отмечать достоинства царя.
Поразмыслив, Хоремхеб заулыбался.
— Мы собираемся начать с воздвижения стелы в знак восстановления забытых дедовских культов. Она будет торжественно открыта царем.
Хоремхеб покачал головой.
— И я прошу тебя составить воззвание, командующий.
— Меня?
— Ты можешь взять в помощь одного из писцов Дома Жизни в Карнаке.
— Хорошо, Советник, — сказал Хоремхеб.
Он спросил Тхуту взглядом: «Ты готовишь свой уход?»
— Нет, — ответил Тхуту, вновь садясь на свое место. — Я еще могу быть полезным.
Но его взгляд говорил о многом.
— Ты мне полностью доверяешь? — спросил Хоремхеб.
Тхуту покачал головой.
— Тогда не хочешь ли ты поговорить о царе?
«У этого военного, решительно, тонкий ум», — подумал Тхуту.
— С тех пор как я увидел его в Ахетатоне, — произнес он наконец, — я не прекращаю думать о выражении его лица. Не лицо, а маска. Странно застывшее лицо.
— Ты опасаешься, что он стал бесчувственным?