— Думаешь, это можно пить? — ехидно поинтересовалась я.
— Я не думаю, я уверен. Если боишься, могу отведать этот напиток первым. Чтобы развеять твои подозрения.
— Возьми-ка лучше это. — Я протянула ему дневник Элайзы и положила лупу на столик. — И приступим к делу.
Майлс раскрыл дневник, вооружился лупой и начал читать, постоянно вставляя свои смешные, ироничные, а порой и скептические комментарии. Наверное, нехорошо было так бессовестно глумиться над воспоминаниями прабабки, но, честно признаюсь, я даже смеялась. В тот момент Майлс напоминал мне Лесли: мой друг, чтобы развеселить меня, частенько прибегал к шуткам, и я хоть и ворчала, но все-таки смеялась, думая о том, что на свете больше нет мужчины, способного исправить даже самое скверное мое настроение.
Я ошибалась — такой мужчина нашелся. Но, увы, им оказался мой кузен. Как часто в последнее время я задумывалась о нашем родстве и о том, что было бы, если бы его не существовало. Я подозревала, что те же мысли посещали и Майлса, но мы никогда не осмеливались говорить об этом.
Фантазия — эта великолепная порхающая фея — хороша лишь тогда, когда события, которые заводят человека в ее волшебные края, не могут перевернуть его жизнь с ног на голову. В противном случае эта легкокрылая фея превращается в злейшего врага рассудка — бесплотную мечту, предавшись которой, человек забывает о реальности, а когда сталкивается с ее острыми шипами, чувствует невыносимую боль.
Я сознавала, что эта боль неизбежна. Особенно остро я чувствовала это, когда украдкой разглядывала красивое лицо моего кузена. Увы, я знала, что уже недолго осталось мне любоваться его лучисто-серыми глазами, губами, изогнутыми в небрежной — а порой и нежной — улыбке, и чистым высоким лбом, на который падали непокорные пряди пепельных волос.
Он закончит книгу, размышляла я, получит — а я искренне надеялась, что так и будет, — наследство, уедет из Рочестера и навсегда позабудет о тех глупостях, которые пьянили его голову и голову его кузины сильнее горячего сидра, сваренного адамсовскими фермерами. А мне останется лишь горький мед воспоминаний, которыми — я очень надеялась — мне не придется жить, как прабабушке Элайзе.
Размышляя о Майлсе, я перестала слушать то, что он мне зачитывал. И сделала это совершенно напрасно, потому что очень скоро он торжествующе выкрикнул:
— Нет, все-таки ты была права!
— Что? — поинтересовалась я, вынырнув из вязкого болота своих мыслей.
— Ты что, не слушала?!
— Я задумалась и пропустила несколько последних строчек, — повинилась я перед кузеном.