Я продолжал размышлять.
За окнами замелькали улицы Бонита-Спрингс.
Я все еще размышлял, углубившись в воспоминания.
Наконец мы въехали в предместье Неаполя.
Я размышлял, восстанавливая в памяти события последних одиннадцати дней, опрокинувших всю мою жизнь. Перебирал их в уме тщательно, скрупулезно, минуту за минутой.
На улицах было тихо и безлюдно — субботнее утро еще только начиналось. На тротуарах виднелись непросохшие лужи и обломанные ветки — следы вчерашней грозы.
И лишь когда мы оказались в центре города, меня осенило. Я наконец нашел единственную отсутствующую деталь и соединил ее с другими.
И вся картина изменилась в один миг.
— Мне нужно забрать кое-что из дома, — сказал я.
Конни ничего не ответила.
— Пожалуйста… — прибавил я.
— Вы прекрасно знаете, что я не могу.
— Десять минут. Это все, что я у вас прошу.
Нервное напряжение, охватившее меня при мысли о том, что у меня появился шанс избежать тюрьмы, было таким сильным, что я не осмеливался даже смотреть Конни в лицо.
— Я должна доставить вас к шерифу. Я не могу взять на себя такую ответственность.
— Только небольшой крюк, чтобы заехать ко мне! Если хотите, можете даже оставить меня в машине в наручниках! Я объясню вам, что нужно будет сделать.
Наконец мне удалось ее уговорить.
Несколько минут спустя я уже стоял на крыльце моего дома. Было так странно снова здесь оказаться. Дорожку из каменных плит покрывали грязь и опавшие листья, нанесенные недавней грозой. Оконные стекла были выбиты, словно разъяренная толпа швыряла в них камни. На газоне виднелись многочисленные следы шин — скорее всего, здесь стояли фургоны телекомпаний.
Я смотрел на веревочные качели Билли, которые слабо раскачивались на ветру, и изо всех сил стискивал зубы, чтобы не расплакаться как идиот.
— Это в багажнике моей машины, — сказал я Конни. — Она в гараже.
Потом продиктовал ей код для входа в дом. Конни перешагнула через разорванную желтую ленту полицейского ограждения, открыла дверь и вошла. Вскоре я увидел, как дверь гаража поднимается.
— В моей медицинской сумке, — уточнил я.
Конни взяла из сумки то, что я назвал, и спросила:
— И что теперь?
— Нужно передать это одной моей коллеге.
Конни вздохнула.
Я смотрел ей в лицо, не отводя глаз.
— Прошу вас. Это в двух шагах отсюда.
И еще раз она поддалась на мои уговоры.
Мы сели в машину, проехали несколько улиц и оказались перед зданием судебно-медицинской экспертизы.
Оно находилось посреди жилого квартала и всем своим видом опровергало расхожее мнение о том, что здание такого рода обязательно должно быть приземистым, обшарпанным и мрачным, с длинными полутемными коридорами, насквозь пропитанными едкими запахами химикатов. Внутри все сияло, стены коридоров были бледно-розовыми. Надеюсь, вам не придется посещать это заведение, но поверьте мне на слово: его практически невозможно отличить, скажем, от психологической консультации или небольшой клиники иглотерапии. Оно является наглядным доказательством того, что смерть — это прежде всего умиротворение.