У меня появилось ощущение, что я только теперь снова смогу дышать полной грудью.
— Как прошла ваша встреча с отцом? — спросила Конни.
— Он шарахнул меня электрошокером.
— Вы что, шутите?
— У меня осталась отметина на груди.
— Но из-за чего?!
— Он решил, что я хочу на него напасть. Некоторые люди с возрастом становятся подозрительными, вплоть до паранойи. Фронтальный синдром[16], старческое слабоумие…
— Но он не производит впечатления человека, пораженного старческим слабоумием.
— Еще бы! Мне кажется, он просто вешал мне лапшу на уши.
— Вот это больше похоже на правду.
Мы оказались у знакомого перекрестка с бензоколонкой. Я остановил машину и повернулся к Конни:
— Подождите-ка… А вас что заставило так подумать?
— «Четыре стены Рэйфорда», песня «Линьярд Скиньярд».
— Песня рок-группы?
— Да. Ваш отец сказал, что слышал ее в тюрьме.
— И что?
— Он сказал, что это была любимая песня заключенных. Но он освободился из тюрьмы в тысяча девятьсот семьдесят первом году. А песня «Четыре стены Рэйфорда» появилась только шестнадцать лет спустя, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.
Я смотрел на свою медсестру, не веря ушам. Сзади послышался звук автомобильного гудка — мы загораживали проезд. Я продолжил путь.
— О, я была фанаткой рока! — с улыбкой сказала Конни, правильно истолковав мое изумление. — Я знаю все песни той эпохи наизусть. Можете вообразить меня типичным бунтующим подростком: джинсовая куртка, черная подводка вокруг глаз, кольца с черепами, футболка «Лед Зеппелин»…
— А я предпочитал «Эй-Си/Ди-Си».
— О, как же! «Возвращение в черном». Убойный хит.
— Но вернемся к моему отцу. Почему же он солгал насчет даты или насчет песни?
— Откуда же мне знать? Может быть, он просто хотел произвести на нас впечатление. Но сел в лужу — из-за даты.
— То есть выдумал фальшивое воспоминание?
— Да. Хотя я согласна, это немного странно.
Я кивнул.
И впрямь странно. Но мой отец имел привычку лгать.
Солгал он и насчет Алана Смита — я был в этом уверен. Когда я упомянул дурацкое прозвище Кош Чародей, я мог бы поклясться: отец его раньше уже слышал.
И самая главная улика — фотография в мобильном телефоне. На ней был мой отец в кресле-качалке — том самом, которое я совсем недавно видел у него на террасе. Значит, тот (или та), кто сделал фотографию, был (или была) у него в гостях, и отец прекрасно знал этого человека.
Это снова возвращало нас к Кошу и к недавно исчезнувшему мальчику по имени Шон Рамон-Родригес.
— Конни, я хочу, чтобы вы оказали мне еще одну услугу.
— Слушаюсь, шеф, — сказала она, с притворной готовностью отдавая честь.