Наконец сборы были завершены. Томми и Оливье погрузили сумки с провизией в машину, на которой приехала Луиза.
— Джун, мы готовы, — торжественно объявила Пентилия. — Хватит сверлить дырку в циферблате. От твоего взгляда стекло треснет. Мне кажется, ты перепутала вежливый отказ с согласием…
— Я бы здорово удивилась, если бы Милано пришел, — согласилась с Пентилией заглянувшая на кухню Луиза. — Насколько я знаю, он — домосед. Мой дом — моя крепость. Я редко встречала его на светских приемах — да и там он обычно не отдыхал, а общался с нужными людьми… Правда, кое-кому все-таки удалось вытащить этого сурка из норы. Но, боюсь, женившись, Милано снова в нее залезет…
— Вы имеете в виду его невесту? — уточнила Пентилия, при этом почему-то покосившись на Джун.
— Да, невесту, — кивнула Луиза. — Говорят, свадьба у них не за горами. Как, впрочем, и у меня… — вздохнув, добавила она.
Все отлично поняли причину этого глубокого вздоха, но тактично промолчали. Миссис Поллет начала расхваливать красоту Селины Бельски, а Оливье, который вернулся в дом вместе с Томми, заявил, что самая красивая женщина, которую он видел, — это Луиза.
Актриса зарделась, как девчонка. Джун подумала, что на ее месте она покраснела бы точно так же. Но ей, в отличие от Луизы, таких комплиментов не делали никогда…
Мысленно распрощавшись с последней надеждой на то, что Милано все же составит им компанию, Джун вышла из дома.
На улице смеркалось. Заходящее солнце раскрасило небо лилово-розовым цветом. Легкий ветерок донес до Джун запах молодой листвы и весны, заполонившей Ловенхилл. Вечер был чудесный, но Джун чувствовала, что кого-то ей не хватает. Кима? Нет, не из-за него она «сверлила дыру в циферблате». Шона. Шона Милано. Ей не хватает Шона Милано.
Из-за этой мысли Джун почувствовала себя так, словно глотнула слишком сильно нагретого молока. Внутри стало горячо и немного больно.
Почему больно? — подумала Джун. Ведь я всего-навсего хотела ему помочь. А он не пришел — ну и что с того? Почему меня это так волнует?
— Мистер Милано! А мы уже и не чаяли, что вы придете! — донесся до Джун голос бабушки. — Еще минута — и мы бы уехали…
Джун обернулась, почувствовав, что внутри снова стало горячо, но на этот раз никакой боли не было.
Шон Милано в своем терракотовом пиджаке, джинсах и привычном шарфе, как провинившийся ребенок, извинялся перед ее бабушкой за опоздание. А потом он поймал глазами ее взгляд и улыбнулся ей, совсем без ехидства. И Джун улыбнулась ему в ответ, хотя сердце в ее маленькой груди — куда уж ей до Селины Бельски — колотилось так сильно, что она боялась, как бы этот звук не услышали все вокруг, а главное, Шон. А потом они уселись в большую машину Луизы, и Джун, чтобы не задохнуться от накатившей радости, открыла форточку и подставила лицо самому сладкому на свете весеннему ветру.