— Виола. — Вторая попытка. В легких вода, кишки ноют и боль везде, везде…
— Аарон, — шепчу я самому себе. — Беги, там Аарон.
А потом снова падаю в черноту…
…
…
— Тодд?
…
— Тодд?
Манчи.
— Тодд?
Я чувствую мокрый собачий язык на своем лице. Значит, я чувствую свое лицо и могу определить, где оно. В легкие врывается воздух, и я открываю глаза.
Рядом с моей головой стоит Манчи. Он переступает с ноги на ногу и взволнованно облизывается. Глаз у него все еще перевязан, но вапще я плохо его вижу, перед глазами все плы…
— Тодд?
Я пытаюсь произнести его имя, чтобы он успокоился, но только начинаю кашлять — и тут спину пронзает резкая боль. Я все еще лежу на животе, в грязи, там, где Аарон…
Аарон.
Там где Аарон ударил меня по голове дубинкой. Я пытаюсь поднять голову, и нестерпимая боль пробивает всю правую сторону черепа до самого подбородка. Я лежу, скриплю зубами и жду, пока утихнет боль, погаснет пламя, и я снова смогу заговорить.
— Тодд? — скулит Манчи.
— Я тут, — наконец выдавливаю я, хотя это больше похоже на хрип или рык, и меня снова сотрясает кашель…
Который приходится тут же унять — из-за резкой боли в спине.
Спина…
Подавив очередной приступ кашля, я чувствую, как по телу, начиная с живота, разливается липкий ужас.
Последнее, что я видел, перед тем как…
Нет.
О нет, нет!
Я кашляю горлом, пытаясь не шевелить ни единым мускулом, но ничего не выходит: боль вспыхивает и становится нестерпимой. Потом немного утихает, и я предпринимаю новую попытку заговорить, шевеля одними губами:
— Из меня торчит нож, Манчи?
— Нож, Тодд, — обеспокоенно лает он. — В спине, Тодд.
Манчи опять подходит и лижет мое лицо — в собачьем притставлении это спасает от всех бед. Я только дышу и минуту не двигаюсь вапще. Закрываю глаза и набираю в легкие побольше воздуха, хотя они ноют и уже как бутто полны.
Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я. Напрасно: на меня тут же наваливаются воспоминания о последних событиях. Кровь спэка, испуганное лицо Виолы, Аарон, выходящий из леса…
Я начинаю плакать, но боль от сокращения мышц такая сильная, что меня на секунду парализует. В руках и спине вспыхивает живой огонь, и остается только молча страдать, пока он не утихнет.
Медленно, медленно, медленно я вытягиваю из-под себя одну руку. От дикой боли в голове и спине ненадолго вырубаюсь, потом снова прихожу в себя и так же медленно тяну руку назад, осторожно ощупывая пальцами мокрую грязную рубашку и мокрый грязный рюкзак, который — странно — до сих пор на мне. В конце концов я нащупываю, что искал.
Рукоять ножа. Она торчит у меня из спины.