Держась от них на порядочном расстоянии, я вхожу в яблоневую рощицу. Яблоки спелые, почти черные — съедобные, сказал бы Киллиан. Я срываю одно с ветки, откусываю, и на подбородок сразу брыжжет сок.
— Тодд?
— Что, Манчи? — Я достаю из кармана свернутый пакет и начинаю бросать в него яблоки.
— Тодд?! — повторяет пес, и только тут я замечаю перемену в его голосе. Оборачиваюсь: Манчи смотрит на спэкские постройки, — шерсть дыбом, уши дрожат как ненормальные.
Я выпрямляюсь.
— Что такое, малыш?
Он уже рычит и злобно скалит пасть. В голове у меня снова начинает стучать.
— Крок? — спрашиваю я.
— Тихо, Тодд, — рычит Манчи.
— Молчу-молчу. Но что там?
— Там тихо, Тодд. — Он лает — и это настоящий собачий лай, обычное «гав!».
Меня как бутто пробивает электрический заряд — еще чутьчуть, и я стану биться током.
— Слушай, — рычит Манчи.
И я слушаю.
Слушаю.
Повожу головой в разные стороны и слышу.
Слышу дыру в Шуме.
Да быть этого не может!
Что-то очень странное притаилось там, в деревьях, или еще где, вопщем в том месте, где мои уши и мозг не слышат Шума. Как бутто невидимый предмет, контур которого можно определить только по тому, как меняются очертания касающихся его предметов. Как бутто вода в форме чашки, но без самой чашки. Это дыра, и все, что в нее попадает, перестает испускать Шум, вапще перестает быть. Болотная тишина совсем другая, — тот же Шум, только тише городского. Но это… это похоже на контур пустоты, дыра, в которой весь Шум умолкает.
А такого не может быть.
Наш мир целиком состоит из Шума, из постоянного потока мыслей людей и всякой живности, которая встречается тебе на пути — виной тому микроб, которым спэки заразили нас во время войны, микроб, убивший половину мужчин и всех женщин, включая мою ма, микроб, который свел с ума всех оставшихся в живых мужчин и положил конец спэкам, когда спятившие мужчины взяли в руки оружие.
— Тодд?! — Манчи ни жив ни мертв от страха. — Что такое, Тодд? Тодд?!
— Ты что-нибудь чуешь?
— Чую тишину, Тодд, — лает Манчи сперва тихо, а мотом все громче и громче: — Тихо! Тихо!
И в следующий миг тишина за спэкскими постройками начинает двигаться.
Кровь ударяет в голову с такой силой, что чуть не валит с ног. Манчи прыгает вокруг меня и тявкает, тявкает как сумасшедший. Мне становится вдвое страшней, и я мнить шлепаю его по заду («Ой, Тодд?»), пытаясь успокоиться.
— Нет на свете никаких дыр и никакой пустоты, — вслух говорю я. — Это не ничто, а что-то, ясно?
— Что-то, Тодд, — лает Манчи.
— Ты слышал, куда оно двинулось?
— Оно же тихое, Тодд.
— Ну ты меня понял.