— Гениально! — выдохнул дым Чепурной и закашлялся.
— Попей воды. — Лида смотрела на Веру вопросительно, пока бизнесмен ходил пить воду в палату. — Таким образом, ты исключила почти всех музейных.
— Думаю, ты зря лечишься от сотрясения мозга. Голова у тебя работает как надо. — Вера приобняла подругу.
Той явно был приятен комплимент, и она шепотом спросила:
— Пока Олежки нет, скажи, а сексом когда можно будет заниматься? Это при сотрясении не вредит?
Лученко прыснула. Потом расхохоталась так, что у нее даже слегка повлажнели глаза. Промокая их носовым платком, она сквозь всхлипы пробормотала:
— Ты, Лидка, не от того лечишься! Тебе нужно «хотюнчик» лечить! А то он у тебя…
В этот момент на балкон вышел Олег и сразу спросил:
— Кто такой хотюнчик?
Обе женщины захохотали так заливисто, что прибежала медсестра — выяснять, все ли в порядке с больной Завьяловой. Сестру успокоили, но она строго предупредила, что придет делать укол.
— Что тебе колют? — спросила подруга-врач.
— Витамины, — ответила подруга-актриса, вытирая лицо от слез смеха.
— A-а! Олег, нужно вернуть даму на ложе. Сейчас ей будут делать укол.
— Да у меня от этих уколов вся попка в шишках! — пожаловалась больная.
— Ты меня нарочно провоцируешь? — спросил возлюбленную мужчина, кладя ее в постель. — Ужасно хочется промассировать все твои шишечки!
Появилась медсестра, неся перед собой лоток со спиртовыми ватками и шприцем. Быстро сделала укол и покинула палату. Вера вошла с балкона в комнату и, присев на край кровати, продолжила:
— Финал моих музейных «раскопок» таков: я стала подозревать смотрительниц. Несмотря на то, что они такие ветхие, а убиты двое взрослых сильных мужиков.
— Да… Ничего себе ветхие! Эта бабулька Юдина душила Гарика Дрозда с силищей анаконды! Притом что ростом она мне до пупа, — вмешался Чепурной, его даже передернуло от жутких воспоминаний.
— До музея она всю жизнь протрубила на заводе разнорабочей. Завязывала коробки с продукцией проволокой, той самой, которой потом пыталась удушить Дрозда. Так что на самом деле она очень сильная бабка. Что ж вы хотите, ведь она всю жизнь вкалывала физически.
— Но как ты выбрала именно ее из трех? — не могла понять Завьялова.
— Было два момента. Она уж очень агрессивно реагировала на все происходящее в музее. Искусство вообще вещь сильнодействующая, а в нашем случае Юдина оказалась «жертвой искусства» — считала, что защищает святое. Но при этом социально оставалась эдакой пролетарской костью, и все эти картины и скульптуры, которые она охраняла от туристов, на самом деле были ей чужды. Она наслаждалась своей ролью охранницы. «Не трогать! Не прикасаться! Не прислоняться! Не подходить!» Возможность быть начальницей, командовать — вот от чего она кайфовала. Такого никогда не было за всю ее пролетарскую жизнь. Это первый момент. И второй мне подсказал Андрей…