Это был удивительный человечек. Он постоянно менял профессию, так как считал ниже своего достоинства кого-нибудь слушаться. Тетя это называет прирожденной гордостью. О положении, которого он в конце концов добился, мнения расходятся.
Тетя Катерина говорит, что он был научным работником. Я придерживаюсь того мнения, что он был владельцем небольшого завода каких-то заменителей мыла, Сатурнин же однажды сказал, что если учесть то, что он слышал, то это был завод катастроф. Мне кажется, что все мы отчасти правы.
Утверждение Сатурнина, как всегда, несколько преувеличено, но нельзя не согласиться с тем, что на дядином заводе действительно было несколько аварий и невероятно, как это никто при них не лишился жизни. Это и подразумевал Сатурнин, когда заявил, что у дяди был завод катастроф. По крайней мере я полагаю, что из этого он исходил, так как заменители мыла, которые изготовлял дядя, были хотя очень скверные, но все же называть их катастрофами всё-таки невозможно.
Утверждение тети Катерины, что дядя был научным работником, тоже нельзя полностью отринуть. В определенном смысле слова он был человеком, который изобрел целый ряд химических формул и самых разнообразных правил. Все эти правила были уже открыты до него, но дяде об этом ничего не было известно и поэтому его заслугами не следует пренебрегать.
Так как в химии он ничего не смыслил, его путь к открытиям был тернист и проделан им в поте лица, но зато тем больше была его радость над приобретенным опытом. Нельзя не согласиться с тем, что в нем был боевой дух. Он походил на человека, который, усвоив таблицу умножения, заявил своим учителям: „Больше мне ничего не говорите. Я не желаю слышать о том, что господа Пифагор, Евдокс, Евклид, Архимед и другие сделали какие- то открытия. Я не хочу пользоваться открытиями других. Дайте мне бумагу, карандаш и циркуль и оставьте меня в покое. До всего остального я додумаюсь сам“.
И дядя действительно додумался до многих вещей. Например, во время опыта, протекавшего весьма бурно, он открыл, что лить воду в кислоту просто глупо, и его нисколько не интересовало, что с этой истиной, выраженной более конкретно, он мог познакомиться в учебнике химии для низших классов средней школы, не обжигая пальцев и не портя почти новой жилетки.
Химия была для него целинной землей, крутящимся ветряным замком с бесчисленным количеством дверей, открывающихся при помощи таинственных формул. Он не был знаком с химическими названиями, пренебрегал валентностью и поражался, когда в пробирках и ретортах бурно протекали химические реакции.