Весь мой труд, когда я записывал говорившееся, и заключался в тщательном сохранении этого голоса и, конечно, в разделении на темы и главы. Следует сказать еще об одном,, что окончательно убедило меня: за те месяцы, которые последовали вслед за нашими беседами, наша книга рождалась не только благодаря этому голосу сердца; я жил тогда весь окутанный и пронизанный Марселем Прустом, и мне являлись чуть ли не настоящие видения. Не раз я был в полной уверенности, что это сам Пруст. Никогда до тех пор ни одна книга не порождала во мне столь ясного ощущения такого присутствия.
Жорж Бельмон
Я должен особенно поблагодарить здесь тех, чья помощь в исследованиях и проверках, столь необходимых для такого труда, воистину неоценима. Это Одиль Жеводан — дочь г-жи Альбаре, Сюзанна Кадар и Тортензия Шабрье.
I
Я УВИДЕЛА НАСТОЯЩЕГО АРИСТОКРАТА
Дочери моей Одили
Прошло уже шестьдесят лет, как я увидела его в первый раз, но все было как будто только вчера. Он часто говорил мне: «Когда я умру, вы будете все время вспоминать маленького Марселя, ведь никогда уже не найдется другого такого же». Теперь я уверена, что он был, как, впрочем, и всегда, прав. Я никогда не оставляла его, не переставала думать о нем и брать с него пример. Когда не спится по ночам, он как будто разговаривает со мной. А если случается что-нибудь и не знаешь, как тут быть, я спрашиваю себя: «А будь он здесь, что бы он посоветовал?» Я слышу его голос: «Дорогая Селеста...» — и уже знаю, как бы он ответил. Все, что случается со мной хорошего, посылает он, ведь он желал мне только добра, бывал так доволен, когда я радовалась чему-нибудь или когда ему хвалили меня. И если он был таким большим человеком на земле, разве может быть по-другому, и, кроме того, я уверена, что и там он остается вместе со мной.
Десять лет это не так уж долго. Но за эти десять лет с г- ном Прустом в его доме для меня прошла целая жизнь, и я благодарю судьбу, ведь я не могла даже мечтать о чем-нибудь более прекрасном. Я даже не понимала, что это такое. Просто жила со дня на день, и мне было хорошо. А когда говорила ему об этом, он отвечал:
— Послушайте, Селеста, но жить по ночам, все время, с больным, ведь это так тоскливо?
Я возражала, он посмеивался, но, конечно, понимал, что значит для меня такая жизнь. Это трудно выразить словами. Его шарм, его улыбка, манера говорить, подперев рукой щеку. Он задавал тон, как в песне. И когда для него остановилась жизнь, кончилась она и у меня. Но песня осталась.
Да, судьбе было угодно свести меня с ним. Могла ли я знать, выходя замуж, что это приведет меня к нему?