— Пустая, — не моргнув глазом, ответил дежурный надзиратель.
Я заглянул в «очко». На нарах неподвижно сидел человек.
— Там кто-то есть, — сказал я.
— Да, один. Не стоит из-за одного камеру открывать — велика честь. Пройдём дальше.
Я посмел не согласиться.
— Это — убийца. Парамонов. К нему нельзя, — изрёк дежурный.
— Я вынужден буду написать рапорт начальнику медсанчасти гражданину майору Тасгалу, — пообещал я.
Явился начальник СИЗО. Разговор продолжился. Меня предупредили, что, если зайду в камеру, за мою безопасность надзиратели не ручаются. И находиться там я могу не более двух минут.
Я вошёл. Поздоровался. Узник медленно повернул голову в мою сторону и не ответил на приветствие. Лицо его показалось мне знакомым. Конечно же, я где-то этого парня видел. Мало ли где — лагерь тесен. Убийца сидел, поджав колени к подбородку. У основания большого пальца правой руки синел татуированный самолётик со звёздочками на крыльях. Странная наколка…
— Жалобы на состояние здоровья есть?
Я открыл чемоданчик — аптечку с бинтами, йодом, таблетками аспирина, цитрамона, кодеина и прочими обычными медикаментами.
Парень отрицательно покачал головой.
— Насекомые не беспокоят?
Он более живо и даже с насмешкой посмотрел на меня. Спиной я чувствовал пристальные взгляды надзирателей — через открытую кормушку.
— Послушай, лепила, какой у тебя срок? Сколько осталось?
Вопрос был неожиданным.
— Полгода. Но ксивы на досрочку ушли.
— Откуда ты?
Я ответил. Парень распрямился, взгляд его стал сильнее, весомее.
— Будь человеком, земляк. Освободишься — напиши матери письмо. Чтобы не ждала. Сегодня-завтра увезут в Иркутск и там шмальнут.[269]
— Не боишься? Не жалко своей жизни?
В ответ он грязно, по-тюремному обругал и жизнь свою и всех, кто останется на этом свете.
Адрес запомнился легко. Я пообещал.
Когда вышел в коридор, недовольный начальник СИЗО выговорил мне за то, что пробыл в камере непозволительно долго, и приказал изложить, о чём беседовали. Ишь чего захотел…
Какое впечатление на меня произвел душегуб, который, может быть, ещё как следует и кровь со своих рук не отмыл? Да никакого. Обычный. Как все, кого пришлось видеть.
Я не рассказал, за что он убил хлебореза — за пайку. За шестьсот пятьдесят граммов черняшки. Или — аммонала.
Будущему убийце её, гарантийку, не выдали. Возможно, из-за путаницы. Или кто-то жухнул.
Утром из ШИЗО после пяти голодных суток его вытолкнули в зону, а на хлебное довольствие не поставили. Бывает такое. И хлеборез подальше послал. И вместо ударной смены в траншее обиженный зек Парамонов сбегал на пищеблок, вырвал у повара топор, которым тот кости какой-то падали рубил, и метнулся к хлеборезке. Потом направился к вахте, где заканчивался развод, и швырнул к ногам гражданина начальника окровавленное орудие расправы. И присовокупил трафаретную в столь стандартной ситуации фразу: «Заберите труп».