Так вот, Сашу в зоне оставили. А меня, его напарника, вызвали по списку. Может быть, там, куда нас поведут или повезут, просто не нужна бригада полностью? Может быть, может быть… На какой объект нас направляют, нарядчик, прихвостень начальства, разумеется, не скажет. Предполагай что хочешь.
Пока грузовая машина с нарощенными бортами, чтобы зеки не видели, куда их везут, тяжко переваливая с боку на бок, с натугой продвигалась по вязкой дороге, я про себя упражнялся в логике. Силлогизм получился такой: все граждане СССР имеют право на труд и на отдых. Зеки — граждане СССР. Правда, временно лишённые свободы. Следовательно, зеки имеют право на труд. В чём им никогда не отказывают. А право на отдых, один день в неделю, почему-то не соблюдается. Его заменяют правом на труд. Спрашивается: имеют зеки право на отдых? Или только — на труд? И что же это за право, когда одно навязывается насильно, а другого лишают? Хотя формально любой гражданин имеет право на то и другое в равной степени.
Кстати сказать, имеют ли право зеки на отдых, я спросил-таки у начальника режима. Он поинтересовался, прежде чем ответить, моей фамилией, статьей, сроком, а после, записав всё это на бумажку, рубанул:
— Имеют!
Тогда я продолжил рассуждение: если такое право зеки имеют, то почему этим правом им запрещают пользоваться? Ведь это противозаконно.
— Если потребуется, — твёрдо ответил начальник режима, — вы будете работать день и ночь. Ясно? И всё будет по закону. Ясно?
— Ясно, — ответил я.
Больше вопросов начальству, у которого уже и физиономия стала похожа цветом на околыш, у меня не возникло. Вопросы всплывали один за другим самому себе. Их порождал учебник логики для восьмого класса средней школы, до которого я, плутая, на воле, так и не добрался. Пришлось следующие классы школы проходить здесь. И я всё чаще обнаруживал, что очень многие меня окружающие, в том числе начальники с золотыми погонами, тоже до него не добрались — до восьмого класса. По крайней мере — до этого интереснейшего предмета — «Логики». И не имели о ней даже приблизительного представления. Поэтому, наверное, и поступали часто вопреки законам этой прекрасной науки. А за её пропаганду меня даже наказывали: уж слишком дерзкими, а может быть даже противозаконными, казались им мои рассуждения насчёт истины, правды, справедливости, законности, гуманности, произвола и тому подобного. Начальник КВЧ[98] однажды, когда я ему надоел изрядно, посоветовал:
— Рязанов, иди ты со своей логикой, знаешь куда?
После этой беседы я продолжал посещать лишь библиотеку, в которой тлело немало интереснейших книг. К сожалению, немного нашлось в лагере охотников прочесть их. Начальник КВЧ прямо дал мне понять, что простой советский заключённый не должен рассуждать на темы, которые его как бы не касаются или не дозволены ему. Он должен делать то, что ему предписывают правила режима и лозунги, фанерными щитами с которыми была заставлена вся территория жилой зоны. Они вопили и с фронтонов штаба, клуба и мертвецкой.