Корнелий Тацит (Кнабе) - страница 56

На кельтском севере изначально отсутствовало то главное, что отличало в глазах греков и римлян цивилизацию от варварства, — города. В прирейнских землях до походов Друза в 13–11 гг. до н. э. не было ни одного поселения городского типа, все они развились из римских военных лагерей или были построены римскими колонистами. В остальной части страны доримские города представляли собой лишь временные убежища, куда стекалось в минуту опасности окружающее население. Там, где существовали своего рода постоянные города, они не имели ничего общего с римским представлением о противопоставленном природной дикости архитектурно организованном, очеловеченном пространстве, а были всего лишь скоплениями обиталищ, сложенных из дерева и глины. Святилища местных культов, отражая верования галлов и особенности их цивилизации, тоже резко отличались от греческих и римских храмов юга. Вместо вытянутого прямоугольника каменного храма — круглые, квадратные и восьмиугольные, сложенные из дерева павильоны; вместо вынесенного вперед многоколонного портика — окружающая павильон крытая галерея; вместо статуи божества, которому посвящен храм, — невидимый и подчас никак не изображаемый дух местного источника или лесной заросли.

Эти противоположные влияния скрещивались и переплетались в том пограничном районе, с которым связана своим происхождением семья Корнелиев Тацитов. К середине I в. н. э. взаимодействие обоих элементов приобрело устойчивый характер, и население края с этого времени справедливо называют галло-римлянами.

Реальными носителями римской цивилизации были колонисты, и, прежде всего уволенные в отставку легионеры. При демобилизации такой колонист получал земельный надел. Надел этот, иногда сразу, иногда после бесплодных попыток придать ему классически римскую геометрическую форму, сводился к природным границам древнего кельтского поместья. Именно здесь происходило то смешение бытовых форм, производственных навыков и языков, которое так характерно для галло-римской цивилизации. Галльские слова, вошедшие в народную латынь, в основной своей массе — слова крестьянского быта и сельского производства: alauda — «жаворонок», camisa — «крестьянская рубаха», gamba — «бабка лошади» и т. д. Названия поместий, принадлежавших римским колонистам, отражают тот же процесс. Имена французских деревень часто напоминают янтарь, в котором застыли доисторические насекомые, — в них тоже спит живое прошлое. Увольнялись из армии ветераны; одного звали Солемнис, другого Альбиний, третьего Флор, четвертого Габиний; выделенные им угодья представляли собой древние галльские урочища, названия которых кончались исконным кельтским суффиксом — ас(-us), и оба элемента — римский и галльский, пришлый и коренной, — сплелись в названиях, до сих пор заполняющих карту Южной Франции: Солиньяк, Обиньяк, Флориак, Габиньяк.