Там произошло чудо! Настоящее чудо, из-за которого все жители не могли успокоиться долго, долгое время.
- Федя, иди быстрее, ты должен увидеть это! Взволнованно Иван Иванович вытянул меня из дома к месту работы. Он прибежал, совсем запыхавшись, пот струился у него по лбу маленькими ручьями, пока мы шли к месту чуда. Сбежавшаяся, удивляющаяся толпа расступилась. – Пожалуйста, здесь, посмотри сам, убедись прямо на месте... кто придумал эту идею, кто?! Вот ее плоды! Это стоило того. Я сейчас же отправлю подробный доклад в Омск.
Я удивлялся «чуду».
Под когда-то высокой теперь частично убранной уличной грязью- я видел блестящую мостовую! Большие каменные блоки одинакового размера лежали соединенными по всем правилам искусства.
Не была ли мощеная улица, в действительности, чудом, в покинутой местности Сибири?
Каждую субботу Никитино оживало. Тогда был базарный день, большое событие, так как со всех сторон сюда устремлялись крестьяне и мелкие торговцы и все, что было иначе уже забыто. Все, у которых было хоть что-то на продажу, или кто хотел обменять это на другие товары, выползали сюда из самых дальних углов. Отсчет времени у этих людей был очень прост. Они всегда встречались тогда, когда солнце восходило в седьмой раз.
Каждую субботу я с Фаиме и моей поварихой занимаюсь покупками на рынке. Можно было спокойно покупать и покупать снова и снова, денег не становилось меньше.
Цены, например, были такие: пара тетеревов, рябчиков или куропаток 30 копеек, заяц со шкуркой 15 копеек, дикий гусь 60 копеек, раки за 100 штук 30 копеек. Глухарь, который весил примерно 15 фунтов, стоил 50 копеек, 1 фунт рыбы 5 копеек, 1 фунт мяса 15 копеек, 1 фунт осетровой икры один рубль. Живой гусь стоил 50 копеек, 1 фунт масла 30 копеек, 30 яиц 15 копеек. Один пуд (16 кг) медвежьего мяса или лосиного мяса стоил 10 рублей. 1 литр лучшей сметаны, в которой стояла ложка, 25 копеек, и так далее.[1]
Тяжело нагрузившись, часто с живыми гусями под рукой, которые нередко убегали по дороге, и их снова приходилось ловить, мы шли домой. Когда я однажды снова делал мои покупки, меня встретил полицейский. Я знал их теперь всех, так как большинство их каждый месяц получали от меня «пенсию».
- Барин, – сказал он, – разные крестьяне снова и снова спрашивают меня о том, нет ли в Никитино кого-то, кто пишет письма «в плен». Может быть, вы могли бы делать это; крестьяне давали бы вам за это, что вы хотите.
Он привел меня к нескольким крестьянам и крестьянкам, и мы все пошли к почтамту. Едва я вошел в здание, как услышал сетующий, плачущий голос женщины.