- Что случилось? Где мертвые? – шумит Иван над нашими головами.
Возбужденный начальник почты, запинаясь, произносит непонятные слова.
- Эй, говори же нормально, что за чепуху ты там несешь, да еще и заикаясь? У тебя кто-то украл наших русских вшей? Говори, все же, как положено, ты говоришь, как сумасшедший! Я тебя не понимаю, совсем не понимаю, а ты хоть понимаешь его, доктор? И такие люди – это начальники почты у меня!
Я объясняю ему в коротких словах инцидент, так как начальник так и не может произнести хоть одно связное предложение.
- Ладно, – Иван Иванович прерывает меня, – хорошо, Крёгер, все понятно. Но где все же мертвецы?
- Да нет тут никаких мертвецов, у них только небольшое кровотечение из носа.
- Андрей! Подойди сюда, парень! Что ты рассказываешь мне о мертвых служащих, которых якобы убил Крёгер? Где эти типы? Это все, что ли, вот те немного окосевшие рожи? На фронт бы вас, ребята! На колючую проволоку! Сюда! Встать смирно! Хотите туда, а? Я еще покажу вам, что вы отца от матери не отличите, сучьи дети! Андрей! Ты скотина! Ты даже не знаешь, о чем докладываешь? Это неслыханно, солдат, который лжет, мошенничает, неправильно докладывает! Такой старый, верный солдат, стыдись, мой дорогой! Или ты забыл, что мы все должны служить нашему Царю-батюшке верой и правдой?
- Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Бедный солдат скорее мертв, чем жив. Он с последним отчаянием овладевает своим телом, его выражение лица застыло, как положено по уставу.
- Начальник почты, ты что, Божий человек, не знаешь, что служащие не могут требовать особой оплаты за свою службу? Пятьдесят копеек за одну единственную почтовую открытку! Если ты напишешь только десять таких почтовых открыток в один день, то ты заработал за день пять рублей! Успокойся, подумай, но не обожгись! Это коррупция! Или ты, например, уже забыл свою должностную присягу? Может, тебе больше не нравится у нас в Никитино, а? Может, ты хочешь, чтобы тебя перевели, может, мне сообщить о тебе в Омске, как уже было с Игнатьевым?
Управляющий на глазах становится все меньше. Теперь единственное слово возражения равнялось бы для него самоубийству.
- Радуйся и благодари, что кто-то вообще знает тут немецкий язык, чтобы писать нашим смелым землякам в плену. Этих женщин и мужчин, родственники которых на фронте или в плену, теперь обслуживать в первую очередь! Понятно? Если бы не было крестьян, мы все умерли бы с голоду, это ты должен точно запомнить и соответственно действовать, понятно? Теперь ты устроишь тут бюро, так, чтобы в нем можно было писать письма всем военнопленным за границу. Ты понял? Повтори, что я сказал! Полностью растерянный начальник почты повторяет, заикаясь.