В Петербурге господствовало большое напряжение. Общее мнение властных структур и военных было однозначным: «Война против Германии – совершенно исключено!»
За немного дней до объявления войны все откатывалось назад в Россию; то, что еще находилось за границей, торопилось быстрее домой.
Объявление войны было принято массой с самым большим воодушевлением. Черные, сплотившиеся массы тянулись по улицам. Высокое духовенство подбадривает народ, несут светящиеся кресты, церковные хоругви, многократно кричат «Ура!» – воодушевление без конца. Царь публично позволяет объявить, что война ведется до победоносного конца. Генерал Ренненкампф публично обещает отрубить себе правую руку, если он со своей армией через полгода не будет в Берлине.
Магазины, которые несут «немецкое имя», громят мгновенно. Погромы в повестке дня. Союзники предъявляют русскому правительству счета длиной в метр, потому что и их магазины и фирмы были «по пути» разгромлены из невежества в порыве воодушевления. Все оплачивается по-царски – у России есть деньги!
Немецкое дипломатическое представительство подвергается штурму; все, мебель, ковры, обои, лампы, уничтожается, растаптывается, разрывается. Статуи на здании посольства стаскиваются петлями под самым большим ликованием. Рояль появляется на веранде, масса встречает его воодушевленно – последний аккорд звучит в жутком диссонансе с обломками на мостовой.
Немцы и австрийцы в возрасте от 20 до 45 лет объявляются гражданскими военнопленными и направляются во внутреннюю Россию или Сибирь. Всех, кто младше или старше, грузят в вагоны для скота и депортируют за границу, через Финляндию, Торнеа-Хапаранду, в Швецию, потом в Германию. Средства к существованию этих людей были уничтожены за несколько часов – нищие, только с 25 фунтами багажа они могли покинуть Россию.
Зловещей, все подавляющей лавиной тут же перелился враг через мост к моей любимой родине.
Та же самая неизбежная судьба постигла и моего отца.
Прибыл правительственный чиновник и пытался убедить моего отца, что он должен стать русским гражданином.
Мой отец отказался от этого.
Последовал документ об экспроприации заводов, всех предприятий и филиалов по всей России. Отец читал его стоя, громко и отчетливо выговаривая каждое слово. Это был смертный приговор для него...
Титан рухнул!...
Навсегда...
В камере потемнело. Лампа горела, кто-то подошел к моей кровати. Я закрыл глаза.
Почему? Хочу ли я добиться у судьбы еще несколько часов? Зачем?
Я открываю глаза. Передо мной стоит мужчина в белом халате, который смотрит на меня поверх очков. У него добродушные, мягкие черты лица.