Парами мы входим в дома.
Робко переступаем мы порог, у которого двери либо нет, либо она оставлена открытой без внимания.
Сумрачный свет, полумрак. В помещении растет трава, деревце стоит в углу, другое в ярком солнечном свете заглядывает снаружи внутрь, дикий виноград обвивает стены, землю, потолок, так как все закутано им.
Внезапно внутри дома просыпается жизнь. Летучие мыши с тихим визжанием и писком вылетают из своих убежищ, ищут дорогу в свободном пространстве. Горящие глаза ночных птиц становятся заметными под усиками дикого растения, они появляются, порхают высоко, наталкиваются на стены, на нас, цепляются от страха за нашу одежду, пока мы не выбрасываем их как мяч к разрушенной двери.
Тогда ничего больше не шевелится в помещении.
Я надеваю свои кожаные перчатки, потому что не могу искать голыми руками что-то, что еще не нащупали наши руки, еще не видели наши глаза.
Тяжелые деревянные столы, стулья и скамьи стоят у стен, дикий виноград опутал их, покрыл своим плотным зеленым ковром и тем самым осторожно укрыл и сберег гнилую древесину. У стен стоят сельскохозяйственные орудия, мотыга, коса, лопата, грабли, серп, но все же, все они незнакомой особенной формы, неуклюжие и тяжелые.
В ужасе я замираю, когда мои руки под усиками растения, которые я вырвал, замечаю человеческие черепа и несколько костей.
Я наклоняюсь низко, пытаюсь рассмотреть что-то в высохших, абсолютно чистых костях. Все черепа средней величины, почти маленькие, и широкоскулые. Люди, которые когда-то здесь жили, кажется, умерли от какой-то эпидемии, так как никаких скелетов и костей нет на улицах; и мертвецы, в большинстве случаев, лежат в обычных позах, на скамьях и кроватях.
Мы идем дальше, заходим в другие дома. Всюду та же самая картина: чистые кости, ухмыляющиеся черепа. В более вместительных домах несколько комнат, все же и здесь только разрастающиеся усики дикого винограда, черепа мертвых взрослых и детей.
В стены вделаны массивные, железные, сейчас уже заржавевшие ящики. Мы открываем их без труда; там лежат драгоценности, очень примитивно отшлифованные камни, для профана невероятной величины, топазы, рубины, аметисты, изумруды и все, что Урал и Сибирь хранят в себе из камней, были собраны там. Часть из них вставлена в широкие гравированные оправы из плохо расплавленного, полноценного золота, потому что оно очень мягко. Мы находим куски серебра и даже слиток платины.
Мы обнаруживаем ювелирную мастерскую, в ней большие и маленькие самородки золота и серебра лежат в стенных нишах, маленькие, довольно неловкие инструменты, которые служили, по-видимому, для обработки ювелирных изделий. Печь больших размеров стоит в углу.