И мне внезапно показалось, как будто слеза раскалено горела на моей руке.
- И теперь... теперь она, нищенствуя, странствует по широкой матушке России. Она оставила все свое состояние, голодает, страдает от самой большой нужды, только чтобы увидеть меня издалека, улыбнуться мне издали, и придать мне мужество. Своего ребенка она несет теперь на руках, замотав его в лохмотья. Бог не покидает ее, он заботится о ней и ее ребенке, как он также заботится обо всех своих животных, и я не беспокоюсь о них.
Через зарешеченное окно я увидел, как на небе стоит прекрасная, ясная звезда.
- А у тебя есть кто-то, кого ты любишь так же сильно, как я люблю свою Марусю? – внезапно прозвучал тихий вопрос.
- Нет, – ответил я.
Звезда сверкала на небе. Я охватил свою голову покрытыми грязной коркой руками. Я содрогнулся в своих лохмотьях...
Мы были друзьями, хотя мы оба молчали... неделями. Нога в ногу шли мы рядом, мы ободряли друг друга, делили одну и ту же камеру, одну и ту же еду, лишения, унижения, мучения.
Только ночью мы шептались друг с другом.
Между тем настала зима.
Через Бежецк, Тверь, Ярославль, Вятку, Казань мы добрались до города Перми у подножия Уральских гор. Я не знал многих других городов, через которые шла наша партия, так как в большинстве случаев мы грузились и выгружались ночью, чтобы не соприкасаться с населением. Похоже, что наша партия без всякого плана блуждала по стране.
Уже несколько недель я был скован со Степаном.
Нас гонят по превратившимся в грязь по колено дорогам. Иногда это только короткий путь, иногда бесконечно длинный, но мы должны пройти его, хотим мы этого или нет. Погибаем ли мы от жажды, идет ли потоками дождь или мы дрожим от холода. Нас гонят все дальше, никто не знает, куда, никто также и не должен этого знать. Затем, когда мы прибываем туда, куда нас как раз и гнали, мы снова должны ждать.
Мы ждем и молчим...
Свистящий, пыхтящий паровоз подтягивает вагон для заключенных. Нас загоняют в вагон, закрывают.
И снова мы должны бесконечно ждать... ждать...
Длящееся часами и сутками ожидание, причиной которого являются небрежность, непунктуальность, ошибочные распоряжения и неправильное распределение времени, делает людей ворчливыми, сердитыми и, наконец, яростными. Ожидание – это самый большой и самый эффективный метод тюремного воспитания.
Этому нужно научиться, чтобы суметь выносить это в течение долгих лет. Если не выучишься, то погибнешь.
Для меня тоже ожидание долгое время было мучением. Степан, мой воспитатель, выучил меня.
- Ты снова и снова должен говорить себе, что у меня есть так много бесполезного времени, что я должен его убить. Погрузись очень глубоко в прекрасные воспоминания. Старики и мы, заключенные, живут только воспоминаниями. Представь себе, что ты у себя на родине, в отрытом море, там шторм, ты ведешь свою парусную лодку, о которой ты мне рассказал. Думай о своей лодке в буре, так долго, как можешь, и если ты потом опять проснешься, то день и твое время были убиты. Но ты должен думать только о хорошем и красивом, иначе мысли станут мучением, а ведь они должно быть нашей единственной радостью, дружище.