— Роб, мне очень жаль! Правда! Мне не спалось, и я подумала, что это письма Милли. А когда я увидела, кому они адресованы… Просто…
Он молча смотрел на нее. Губы у него были сурово сжаты и Линдси поняла, что он старается казаться разгневанным, но в его взгляде заметны были совершенно другие чувства.
Она прижала ладони к его груди, заметила, что ее пальцы пересекли запечатленное на ней имя, и тем острее ощутила значение этой татуировки.
— Мне так жаль, что ее в твоей жизни не было! Так жаль, что ты не с ней!
Он тряхнул головой и стиснул кулаки — но в его глазах светились боль и сожаление.
— Так было лучше.
— А может, и нет, — прошептала она, а потом спросила: — Почему ты не захотел рассказать мне, кто она?
Он выразительно поднял брови и осведомился:
— Может, потому, что не хотел, чтобы ты это знала?
С этими словами он повернулся и пошел обратно к кушетке. Дождь уже прекратился, но воздух, врывавшийся в открытое окно, оставался все таким же сладким, а сверчки снова завели свою песню.
— Почему? — возмутилась она. — Я с ума сходила, считая, что Джина — это какая-то женщина, которую ты крепко любишь. Почему ты не рассказал мне правду, а заставил гадать? Зачем было устраивать такую тайну?
Он сел, откинувшись на подушки, — явно сонный и недовольный.
— Послушай, это просто было нечто такое, что началось, когда я попал в тюрьму. Мне было одиноко и страшно, и когда Карен прислала мне фото малышки с ее именем и датой рождения, это было просто… что-то, за что можно было уцепиться. И я за это уцепился. Это был просто… способ занять мысли, вот и все.
Линдси покачала головой:
— Это отнюдь не все, Роб. Ты ее отец. Она тебе дорога. Господи, да ты ведь даже ее имя наколол у себя над сердцем!
Он вздохнул с таким видом, словно его поймали на чем-то постыдном, и нахмурил брови.
— Наверное, для меня это был способ сделать так, чтобы она всегда находилась со мной, хоть ее и не было там. И способ добиться того, чтобы я о ней никогда не забывал.
Линдси снова вспомнила о большой коробке писем, которые она только что прочла — и которые охватывали период в шестнадцать лет.
— Не думаю, чтобы тебе грозила опасность о ней забыть, Роб. И я не понимаю, почему тебе… как будто даже стыдно. Того, что ты любишь свою дочь!
— Потому что это эгоизм, ясно? — огрызнулся он. — Я отказался от нее, потому что знал, что она будет счастливее, если меня не будет в ее жизни, и я на девяносто девять процентов уверен, что так оно и есть. Я виделся с парнем, которому предстояло стать ее папой, он хороший человек. Приятный, только что окончил колледж, получил какую-то чистую работу. Он любил Карен и был привязан к малышке. Все было идеально.