В их доме царил сумбур, обстановка представляла собой случайно собранные вещи. Не было ни особых ритуалов вроде милых семейных ужинов или тщательно накрытого к завтраку стола с двумя чашками кофе и хрустящими круассанами. У них с женой не было своих собственных праздников вроде дня первого поцелуя или встречи майского рассвета, ибо только теплом и лаской можно связать воедино и наполнить смыслом подобные ритуалы. Каждый из них жил своей жизнью, и было естественно, что они расстались.
Опыт неудачной женитьбы научил его бдительности. Теперь он пытался угадать, что скрывается за изящным фасадом в каждой милой и на первый взгляд симпатичной женщине: душевная пустота, нежелание взрослеть или банальная глупость? Он хотел бы ошибаться, но те немногие связи, которые он завязывал после женитьбы, всякий раз приводили его к разочарованию. Когда же он впервые увидел Рэйчел, такую хрупкую, нежную, тянущуюся к цветку, что-то в нем дрогнуло.
Она показалась ему особенной, непохожей на всех тех, кого он знал прежде. Он гулял среди гостей, переходя от одной компании к другой, говорил привычные фразы, улыбался, делал комплименты, но все время поглядывал по сторонам. Ему хотелось еще раз увидеть Рэйчел. Может, в вечернем туалете ее «особенность» растворится?
— О, Хью, привет! Как поживаешь? — услышал он за спиной голос хозяина.
Хью протянул руку Фрэнку и не мог скрыть своего волнения, когда заметил в полушаге от него Рэйчел.
На этот раз она была в простом, но изящном черном платье, перехваченном в талии широким коричневым ремнем. Волосы ее были распущены и струились по плечам. Выглядела она вполне достойно, но слишком скромно для такого большого приема. Хью еще раз отметил ее изящную фигурку, бледное, с идеально ровной кожей лицо и свежие, яркие губы.
— Рэйчел, дорогая, прием скоро закончится, а ты не садилась за рояль. Сыграй нам что-нибудь, — попросил ее отец. — И никаких возражений. Ты не на конкурсе виртуозов. Здесь все свои.
Девушка стояла, опустив голову, но когда подняла глаза, Хью поймал ее взгляд. Он не мог не признать — самым красивым в ее облике были глаза: небесно-синие, живые и не по возрасту мудрые. У него возникло ощущение, что он давно искал этот взгляд. В обычной обстановке он бы давно уже произнес какую-нибудь банальность. Но сегодня вечером он смотрел ей в глаза, не пытаясь нарушить молчание пустыми фразами, и наслаждался утекающим мгновением загадочной близости.
— Вы любите Гершвина? — спросил он, разрывая затянувшуюся паузу.
— Мой любимый композитор.
Без дальнейших уговоров она села за рояль, плавным, изящным движением опустила руки на клавиши…