— Теперь болит уже не переставая. Словно что-то сосет, всасывает меня внутрь.
Первую ночь в Чикаго мы провели в отеле. Я отчетливо слышал ее судорожные метания по постели; дважды за ночь просыпался от сдавленных, пронзительных криков.
— Знаешь, я стараюсь не ложиться на эту сторону, — сказала мать. — Но иногда забываюсь и вот… О, это так мучительно — словно какие-то иглы вылезают из этой проклятой опухоли или что это там!
Мать положили на обследование в одну из лучших частных клиник Чикаго. Я с самого начала понял, что лечение будет долгим и весьма дорогим. К счастью, владелец больницы, весьма образованный и с виду похожий на иностранца мужчина, предложил мне оставить мать на правах пациента благотворительного общества. Меня удивил этот его жест, однако он тут же пояснил свою мысль:
— Ее случай — поистине уникальный!
К счастью, мне удалось найти номер в расположенном неподалеку дешевеньком отеле. По настоянию матери мне оформили круглосуточный допуск в ее палату, хотя подобная милость показалась мне весьма дурным знаком. Тем не менее я старался быть с ней рядом как можно чаще.
От врачей я не получал вообще никакой информации. Мне казалось, что они даже сердились, когда я приставал к ним со своими расспросами, и всякий раз отсылали меня прочь. Я неоднократно видел, как они заходили в палату, где лежала мать, и выходили оттуда с явно озадаченными выражениями лиц.
— Все это очень серьезно, — как-то поспешно и даже уклончиво говорили они мне, — но мы скоро прооперируем ее и она пойдет на поправку.
— Но когда это будет? — спрашивал я, на что мне всякий раз отвечали, что пока еще не сделаны все необходимые исследования и анализы.
Была сделана масса рентгеновских снимков, и мне удалось краем уха услышать, что на них запечатлено, хотя сами пленки мне, естественно, никто не показал. Как оказалось, с одной стороны опухоли располагались какие-то гранулоподобные образования, сгруппированные хаотичным образом. Кроме того, снимки показали, что внутри тела матери происходит развитие двух организмов неизвестного происхождения. Один из них изредка совершал некие судорожные, спазматические движения, после чего вновь неподвижно замирал. Должен признать, что я и сам начал замечать слабое подрагивание выступавшей из-под простыни припухлости. Другой организм оставался неподвижным, однако постоянно увеличивался в размерах и уже стал походить на крупную грушу. Вот и все, что я знал, поскольку, повторяю, никто со мной толком не разговаривал.
Как я понял, врачи намеревались взять крошечный кусочек опухоли, чтобы исследовать его под микроскопом. Нечего и говорить о том, что мне было категорически отказано присутствовать при самой операции, так что я был вынужден удовлетвориться ожиданием в соседнем помещении. Неожиданно я буквально подскочил на месте: раздался пронзительный крик, сменившийся глухим, надсадным плачем. Я смекнул, что местная анестезия оказалась весьма неэффективной. После этого им пришлось усыпить мать, чтобы довершить начатое.