Долли сидела на палубе на баке, разглядывая очертания берега, смутно выступающие среди тумана. Так вот он, этот материк, в который предстояло ей проникнуть как в огромную тюрьму, из которой Джону не удалось до сего времени бежать! Пятнадцать лет, как они разлучены друг с другом!
— Пятнадцать лет! — тихо сказала она.
При проходе «Брисбена» мимо Ботани-Бей и Джорис-Бей миссис Брэникен удалилась в свою каюту немного отдохнуть. На следующее утро в обычный час она уже была на ногах, когда проходили мимо той части берега, где виднелись на горизонте сначала гора Дромадер, а за ней гора Костюшко, которые входят в горную систему Австралийских Альп.
Зах Френ и Долли стояли на спардеке и разговаривали о том, о чем оба неизменно думали.
Смущенный и нерешительный, подошел к миссис Брэникен юнга, чтобы спросить, по приказанию капитана, не желает ли она чего-нибудь.
— Нет, ничего, дитя мое, — отвечала Долли.
— Ба! Да это тот мальчуган, который говорил со мной здесь, когда я был вчера на «Брисбене», — сказал Зах Френ.
— Совершенно верно, боцман, это был я!
— Как зовут тебя?
— Меня зовут Годфрей.
Годфрей глядел на Долли с таким уважением, что она была тронута этим до глубины души.
Одновременно она была поражена звуком голоса юнги. Она уже слышала однажды этот голос и вспоминала где именно.
— Дитя мое, — сказала она, — не вы ли обращались ко мне у входа в сиднейскую больницу?
— Да, это был я.
— Не вы ли спрашивали меня, жив ли еще капитан Джон?
— Я, сударыня.
— Вы принадлежите, значит, к команде парохода?
— Да, вот уже год, — отвечал Годфрей. — Надеюсь, однако, с Божьей помощью покинуть скоро эту команду.
Сказав это, не желая или не смея продолжать разговор, Годфрей удалился.
— Вот мальчуган, в котором, на мой взгляд, течет кровь моряка, — заметил Зах Френ. — Это сейчас видно. У него честные, ясные и решительные глаза. А голос вместе с тем твердый и нежный.
«Голос его!» — проговорила Долли про себя.
Ей показалось почему-то, что она только что слышала голос Джона, правда, более мягкий, соответственно возрасту юнги.
Конечно, она заблуждалась, но и черты лица этого мальчика напомнили ей черты лица Джона, того Джона, которому не было еще тридцати, когда «Франклин» разлучил ее с ним на столько лет.
— Видите, миссис Брэникен, — сказал Зах Френ, потирая руки, — англичане ли, американцы ли — все относятся к вам с одинаковой симпатией. Вы встретите в Австралии ту же преданность, что и в Америке. В Аделаиде будет то же самое, что и в Сан-Диего. Все желают вам того же, что и этот молодой англичанин.
«Англичанин ли он?» — спросила себя миссис Брэникен, глубоко взволнованная.