Впрочем, пока Долли проявляла лишь одно желание, правильнее говоря — большое, весьма естественное нетерпение: получить от Джона письмо. Она рассчитывала, что так как «Франклин» мог уже прибыть в Калькутту, и, наверно, уже прибыл туда, то торговый дом Эндру должен был со дня на день получить об этом телеграмму. А затем вскоре должно было прийти и письмо. Сама же она решила тотчас написать Джону, как только несколько окрепнет.
Увы! Что могло заключаться в этом письме ее — первом адресованном ему после замужества, так как они впервые расстались? О скольких грустных событиях должна она была сообщить ему!
Возвращаясь к прошлому, Долли упрекала себя в гибели ребенка. Она живо припоминала этот злополучный день 31 марта!
Оставь она маленького Уайта в Проспект-Хауз, он бы не погиб! Для чего взяла она его с собой, отправляясь на «Баундари»! Зачем не приняла она предложения капитана Эллиса выждать, пока судно пристанет к набережной Сан-Диего?.. Не произошло бы этого страшного несчастья! Точно так же, зачем, повинуясь безотчетному движению, схватила она ребенка с рук кормилицы в то время, как паровая шлюпка круто повернула в сторону, избегая столкновения? Она упала и выпустила из своих рук, из рук матери, маленького Уайта, тогда как ей следовало, наоборот, повинуясь материнскому инстинкту, еще крепче прижать ребенка к себе.
Несчастный ребенок лишился даже могилы, которую могла бы посещать мать, чтобы вечно оплакивать его!
Все эти воспоминания, постоянно возникавшие в ее уме, в значительной мере ухудшали состояние здоровья Долли. Несколько раз у нее возобновлялся сильный бред, вызванный лихорадочным состоянием, который чрезвычайно тревожил Бром лея. Припадки эти, к счастью, постоянно делались слабее, и наконец вовсе прекратились, и скоро уже не было причин опасаться за психическое состояние миссис Брэникен. Приближалось время, когда Уильяму Эндру представится возможность открыть Долли всю правду.
Как только совершенно определенно наступил период выздоровления, Долли разрешено было встать с кровати. Она расположилась в кресле перед окнами, откуда открывался вид на Сан-Диего, за стрелку Лома, вплоть до видимого горизонта. Она оставалась в кресле в продолжение многих часов. Выразив затем желание написать Джону, она излила ему всю горечь по поводу гибели ребенка. Этого письма Джону не суждено было получить никогда. Взяв письмо, Уильям Эндру обещал приложить его к остальной корреспонденции, отправляемой в Индию, после чего миссис Брэникен как бы успокоилась, живя лишь надеждой получить вскоре непосредственно или иными путями известие о «Франклине».