Народ расходился в сгущающейся ночи, возбужденно гомоня, переговариваясь, пересказывая и бурно обсуждая то, чему только что были свидетелями. Конечно, поздно, но, с другой стороны, работать ведь тоже надо, синема – она только после работы. Понятно, что от отдыха время отнялось, – чтобы попасть на сеанс, пришлось отстоять в очереди – теперь пока до дому доберешься, на сон времени, считай, и не остается. Но этого времени совсем не жаль.
– А этот-то гад – весь из себя такой благообразный, а сам вражина.
– Ага, я как его увидал – подумал, хороший, а он падла: «Прольется кровь – и мы призовем народ к борьбе…»
– Точно, а еще сказал, что станут стрелять в солдат, чтобы они, значит, в рабочих. Тварь.
– Ой, а ты видел, какое платье было у этой Кети? Ну прямо страсть какое красивое, – прижав ладошки к груди, восторженно говорила девушка, идущая в сопровождении молодого парня.
– Ты глянь, как все жизненно… – Это уже зрелый мужик, идущий со старым товарищем. – Вот глянул я на этот самый экран – будто на нашем заводе все проходило.
– Да-а, очень похоже. Вот только насчет забастовки и воды на мельницу японцев – это враки.
– Отчего же?
– Дак сам посуди: до войны-то мы, чай, тоже работали, а где делись все те снаряды?
– Ну дак тратится много.
– Ну-ну. А свояк да в Маньчжурии – прям чудеса.
– И чего ты придираешься? Ты Василя помнишь Прохорова?
– Ну и?..
– А когда его в последний раз видел?
– Дак и не упомню.
– То-то и оно. А он с Макаровым в Порт-Артур уехал, корабли чинить, и сейчас там.
– Слушай, а ты видел афишу. Через три дня будут показывать новый фильм – «По местам стоять» называется. Ты как, пойдешь?
– Конечно. Тем паче что денег пока не берут.
Антон, подперев плечом стену, делал одну нервную затяжку за другой, внимательно вслушиваясь, о чем говорят люди. То, что было показано сейчас на экране, иначе как халтурой и не назовешь. Эту работу не назовет работой не то что какой-то там начинающий режиссер, но даже самый полный профан в кинематографии из живущих в конце двадцатого века. Но для этих людей начала века научно-технического прогресса только что виденное было поистине шедевром, оставившим в них глубокий след. Это было видно по тому, как эмоционально они переживали происходившее на экране. Одни уходили, другие стояли в очереди, времени для отдыха им оставалось все меньше, но зал и не думал закрываться. Он будет работать до тех пор, пока есть посетители. В таком же режиме работают и остальные.
Судя по тому, что он слышал, идея уже начала себя оправдывать – во всяком случае, в головы людей заронилось сомнение. А ведь не все так радостно и безоблачно начиналось. Цензуру едва прошли, так как те настаивали на удалении текста, где упоминалось про самодержавие. Насилу удалось убедить, что это необходимо для сохранения целостности картины и в плане пропаганды.