Конечно, в навигации Петр Иванович не понимал абсолютно ничего. Но зато у него имелся обширный опыт руководящей работы. А от хорошего капитана в первую очередь требуется именно это – умение управлять людьми. А для навигации есть штурман.
- Гешка, ну-ка, отнеси Василь Василичу пайку, - вспомнил о штурмане Колобков. – Вы тут чавкаете в четыре щеки, а он там за штурвалом стоит, голодный...
- Я не Геша, я Вадик! – обиженно заявил Гешка.
- Тоже мне отец – детей не различает, - поддакнул Вадик.
Петр Иванович посмотрел на детей тяжелым взглядом Медного Всадника. Когда-то папаша честно пытался выучить, кто из близнецов кто, но они родились настолько похожими, что он так и не преуспел. К тому же детишки совершенно не желали сотрудничать. Отец пытался одевать их по-разному – они менялись одеждой. Пытался стричь по-разному – на следующий же день стрижки становились одинаковыми. Однажды, когда его довели до отчаяния, Колобков написал на лбах близнецов имена несмываемыми чернилами.
Всего через час обе надписи превратились в совершенно идентичные картины Малевича.
- Я сама отнесу, - гордо встала из-за стола Матильда Афанасьевна. Бравый штурман тоже вызывал у нее симпатию. Тем более, что вдовец. – Дети у вас, Петр Иваныч, все в вас – толстые и бестолковые!
- Вроде туман рассеивается, нет? – с притворной озабоченностью выглянул в окно Колобков, изо всех сил стараясь удержаться от замечания, что он не толстый, а полный. И то не слишком. А вот у самой Матильды Афанасьевны с фигурой проблемы посерьезнее, чем у Натальи Крачковской.
- Иваныч, глянь-ка сюда, - подозвал его Угрюмченко, стоящий на злополучных весах. – Серый, смотри, еще одна загогулина...
Все моментально вскочили из-за стола (кроме ленивой жены капитана) и сгрудились вокруг весов.
- Свет, вот ты у нас умная, скажи – может человек за два дня похудеть на семь кило? – спросил Петрович.
- Вряд ли... – усомнилась Светлана. – Даже если совсем ничего не есть... А вы ведь ели?
- Ну, как обычно.
- Петрович, так ты же сам эти весы подкрутил, - вспомнил Сергей.
- Так я обратно все сделал – мне ж и самому свеситься интересно. Позавчера только свешивался – семьдесят девять, как всегда. А сегодня – фу-ты, ну-ты! – семьдесят два!
- Может, не до конца докрутил?
- Серый, я на подлодке механиком служил! – возмутился Угрюмченко. – Там знаешь как – чуть где что, и все – буль-буль, карасики. Что я – с весами дурацкими не управлюсь?
- Ну-ка, дай я взвешусь, - столкнул его Колобков. – Гы-гы, восемьдесят восемь... Может, не врут, а? – с надеждой спросил он.