Заметив меня, Ветка смущенно сказала:
— Пойдем, Савченко. Ты нагородил чепухи и бреда.
Парень как-то сразу сник и подышал на руки. Он закричал, когда я подошел к станку:
— Эй! Алё! Ну-ка проваливай!
Ветка взяла его под руку, и они ушли.
Из слов парня я понял только то, что я «левак», как будто я шофер и езжу «налево». Я сказал вслух: «Я не «левак», а ты ишак!» — и снова принялся за рябинку. Я понял, что в картине чего-то не хватает, и догадался: снег на крыше нужно было подсинить, как моя мать подсинивает белье, а снег на газоне подтемнить. Я так и сделал. И снег на крыше стал белым-белым, а на газоне грязноватым. Потом я заполнил пустые места над крышей холодным синим небом и подумал: «Почему он сказал: «Пуск синхрофазотрона»?» Я засмеялся, заметив прилипший к фанерке кусочек газеты с этими словами.
Я погрел руки над кофейником и корявыми буквами написал внизу листа: «Замерзшая рябинка».
И ноги и нос у меня совсем застыли, но я все смотрел то на мою рябинку, то на настоящую.
Уже темнело, когда я втаскивал станок с картиной в подъезд. Меня окликнула Ветка:
— Ты, Вовка, талант!
— А Савченко твой пижон!
— Что ты, — сказала Ветка, — ну… как бы тебе сказать… он в таком состоянии, что видит нечто высокое и прекрасное во всякой ерунде.
— И в тебе, значит? — сказал я, догадавшись.
Ветка нахлобучила мне шапку на голову и весело побежала по лестнице. Жаль, что у меня были заняты руки. Сверху Ветка крикнула:
— Не носи рябинку в тепло! Краски оттают, и все размажется.
Я похолодел. Это была правда. Еще немного — и загубил бы свою рябинку.
Я пошел к дворничихе, взял у нее ключи и поставил «Рябинку» на улице за стеклом доски объявлений.
Все проходили и смотрели на «Рябинку», а я стоял поодаль и смотрел и почему-то никак не мог на нее наглядеться.
Вечером меня ругали за кофейничек, за духи, которые, оказывается, были «самым скромным, но дорогим подарком», и за дощечку, вымазавшую лук и селедку в разные краски.
На уроке рисования Арина Ивановна спросила меня:
— Принес альбом и краски?
Я показал и то и другое.
— Хорошо. А рисунок с натуры сделал?
Я сказал:
— Сделал… но…
— Забыл? — вскрикнула Арина Ивановна, грозно раскрывая журнал.
Я подошел к ней и так, чтобы никто не услышал, рассказал, почему я не принес свою картину.
Арина Ивановна сказала всему классу:
— Ребята! После уроков мы пойдем смотреть картину Вовы Рыжикова. Это любопытно.
Потом она проверяла домашние задания и тут же ставила отметки.
Лимский, оказалось, нарисовал целый комод, а на нем семь белых слоников и серую в яблоках кошку-копилку. Ошейник на кошке и ручки комода Лимский раскрасил золотой краской. Мы с Петькой зевнули от скуки. Арина Ивановна долго смотрела на рисунок Лимского и равнодушно сказала: