— Королевские часовщики опять изготовили детали с совершенно недостаточной точностью! Когда же наконец они научатся нормально работать?
Лет через сто пятьдесят, подумал я. И заметил, что у, нас в Австралии шестерни делают не из бронзы, а из особо прочной стали. Папен поблагодарил, а про то, что зубья вообще-то лучше делать косыми, я ему говорить не стал. Про систему смазки тоже. В конце концов, ну кто я такой, чтобы лишать человека радостей самостоятельного творчества?
Вильгельм Оранский отошел от окна и задернул штору. В Англии, надо думать, и кроме короля есть кому смотреть за кипучей деятельностью, развернутой австралийцами в проданном герцогу Алексу здании. Три больших кареты сегодня второй раз вернулись из Дувра, привозя какие-то ящики и объемистые тюки с «Чайки». Что там, король не знал, но несильно расстраивался по этому поводу. Потому как это, конечно, было интересно, но не очень важно. А самую важную тайну австралийцев он, кажется, уже знает. Причем, что интересно, он-то знает, а герцог — нет! В том смысле, что она для него совершенно обыденна, и он просто не придает значения ее сокрытию.
Эта тайна вовсе не в устройстве их двигателей, пушек или ружей, что есть хоть и довольно интересные, но все же частности. Она в другом. В ответе на вопрос, откуда взялось все это и многие другие технические чудеса австралийцев типа искусственного холодного света или неизвестное количество другого, о чем Свифт с Темплом слышали только мельком или не слышали вовсе. Ведь как появляется какой-нибудь новый механизм? Раньше Вильгельм считал, что в результате труда талантливого механика. Тот, скажем, долго делает часы, а потом его осеняет, что их можно снабдить маятником, отчего точность хода сильно повысится. Но на самом деле это не совсем так! Сначала ученый, в данном случае Галилей, установил законы движения маятника. Затем какой-то голландский инженер сообразил, что вытекающие из этих законов свойства могут значительно увеличить точность хода часов, и придумал, как это воплотить в металле. И наконец, только после этого механик сделал новые часы. То есть всякое новшество зарождается в трудах ученого, обретает черты реальной конструкции усилиями инженера и, наконец, воплощается в металл, камень и дерево руками механика. Да, иногда кажется, что все сделал один человек, как это случилось с телеграфом, изобретенным Гуком, но это означает только то, что в данном случае он оказался един в трех лицах. То есть исключение. Но ведь вся европейская техника именно так, на основе исключений, и развивается, в чем одна из причин ее отставания от австралийской.