— А ты не думаешь, что неприязнь Малетера к Дудашу может объясняться чем-нибудь вроде личного соперничества?
— Да ты что! Малетер — выдающийся военный, старый коммунист, в войну был в советских партизанских отрядах, орденами награждён. А Дудаш?
И всё-таки Марьян хочет пойти завтра с нами на это интервью.
Студенты
Утром пришли студенты, знакомые одного из наших журналистов. Среди них девчоночка с шапкой волос и огромным автоматом, грозно выставившим дуло. Ее спросили, умеет ли стрелять, — она ужасно обиделась.
Потом пошёл разговор, что вешают авошей. Мы знаем, что гвардейцы принципиально не принимают в этом участия, часто даже вырывают авошей из рук разъярённой толпы. Но как относятся наши новые знакомые к самой проблеме самосудов?
Студентка выразительно пожимает худенькими плечами.
— А вы не думаете, — спрашиваем мы её, — что среди линчеванных могут оказаться совершенно невинные?
Нет, этого она не допускает.
Тогда мы рассказываем, что во вторник, после захвата горкома партии, где укрепилась большая группа офицеров AVH, жертвой самосуда пал, в частности, второй секретарь горкома, который при Ракоши несколько лет просидел в тюрьме и только недавно вышел. Никто не стал слушать его объяснений, что он ничего общего с авошами не имеет, что он только находился в занятом ими здании, — с ним поступили, как с теми. А только что новое известие: сегодня ночью убили одного коммуниста вместе с семьёй — мы знаем адрес, где это случилось. Мы не хотим обобщать этих нетипичных случаев — но можно ли ими пренебречь?
Студенты смущены и встревожены. Участники великого и чистого движения, они не заметили грязной кровавой пены на гребне волны. Им не пришло в голову, что гнев народа, чаще всего справедливый, бывает слепым и бессмысленно жестоким.
Памятник
Я перехожу ту самую площадь, где в первый день революции его свалили с пьедестала. Точнее, срезали ацетиленом на высоте коленей. Остался единственный в своем роде памятник — пара огромных сапог на высоком постаменте. Из правого голенища ещё торчит шутовской пук соломы — приглашает очередного желающего влезть в сапоги…
Их прежний владелец был перетащен за несколько улиц от площади его имени и брошен на мостовую. Глухим эхом отдаются размеренные удары. Бронзовый гигант превращается в кучу бесформенных обломков.
Каждому хочется взять на память осколок Сталина.
Атаман
Высокий, широкоплечий, темноволосый, с выразительным, хотя скорее отталкивающим, широким скуластым лицом. Тирольская шляпа, пальто наброшено на плечи, как романтический плащ, пистолет за поясом, чёрные краги. Он входит в комнату в окружении свиты, среди его приближённых — молодая женщина, набожно записывающая каждое слово вождя.