Симбирский холм - посредине России. Скачи от него в любую сторону - одной и той же длины будет дорога до края русской земли... Крестами и куполами своих соборов высоко вознесен холм над Волгой - похож на шишкастый шлем на голове былинного богатыря, врос в местность лобасто, плечисто, осанисто, кряжисто. С вершины его, как с дозорной вышки, гляди не наглядишься. Особенно в начале весны, когда новой синью распахнуты далекие горизонты и, предшествуя разливу вод, переполнена половодьем света бездонная чаша неба над головой.
Весна идет с юга, из-под Астрахани, след в след за солнцем, рождая новые краски, звуки, пробуждая соки земли, настраивая голоса и сердца на юный, светлый мажор. Ушли на север, в Казань и Нижний, кривые дороги: теперь там не в санях, в корытах ездить. Последние метели-пощелейницы еще стеклят лужи, но зиме все равно конец: громче песня большой синицы, осыпаются семенами сосновые шишки, серебристым теплым инеем опушила верба свои первые почки.
Снега лежат еще синие, спокойные, хотя и знают, что лежать им осталось совсем недолго: сквозь них уже проступают будущие голубые прожилки ручьев, нетерпеливое мартовское солнце уже высвечивает под ними дерзкую зелень будущих трав.
Огромной, теплой, щедрой волной идет по земле начало весны. Солнце, готовясь перешагнуть из южного полушария в северное, проводит смотр птичьим караванам перед Дальними путешествиями и, расчищая птицам дорогу от зимних туманов и февральской хмари, открывает ледоход сначала на небе, пуская первыми в путь лебединые стаи кучевых облаков. На их белом фоне картечью рассыпается воронье; скрипя обмороженными голосами и крыльями, кружат они друг над другом высоко в поднебесье, сшибаются и разлетаются в разные стороны, гортанно и хрипло покрикивая друг на друга, роняя вниз черные перья на прыгающих между сутулыми сугробами уставших от январских драк растрепанных воробьев...