Шрам крякнул.
-Когда-то я тоже был игроком, Шрам. Таким же, как ты.
-К делу, Андрей, - перебил Олегыч, с тревогой поглядывая на ворота. – Мемуары потом.
Действительно, надо поторапливаться. Я, похоже, начал забывать, в каком положении мы находимся.
-Так вот, проникнуть в Резервацию можно через люк у восточной стены…
-Стена огромная, как мы найдем этот люк?
-Дай договорить, Олегыч. Это место отмечено белым оленем.
Машинист посмотрел на меня как на сумасшедшего.
-Не делай такие глаза, Олегыч. Пройдите вдоль северной стены, и белый олень сам выскочит вам навстречу.
-Хорошо, - сдался старик. – Предположим, мы войдем в Резервацию. Что дальше?
-Ты знаешь Пустошь?
-Обижаешь.
-Знаешь бывшую Красную Площадь?
Олегыч хмыкнул.
-Идите туда. Там база возрожденцев. Секты возрожденцев. Глава секты – Христо. Хри-сто. Запомни. Скажи ему, что вы от Андрея. Он все поймет и приютит вас.
-А ты?
-Идите, - я пропустил последний вопрос машиниста мимо ушей.
Шрам открыл дверь и выпрыгнул на снег. Олегыч окинул взглядом кабину; пространство между двумя частями двигателя, печку, кровать. Вздохнул. В глазах его читалась боль.
-Пора, Олегыч, - мягко напомнил я.
Он встрепенулся и шагнул к ступенькам.
-Передай там привет Марине.
Негромко - вдогонку. Надеюсь, старик услышал.
Шрам подал Олегычу руку, помогая спуститься со ступенек. Сверху вниз посмотрел на меня. В свете луны широкое лицо Шрама и само напоминало луну.
-Андрей, может, ты с нами? – проговорил он.
-Идите. Не теряйте времени.
Пару минут я смотрел вслед двум удаляющимся фигурам. Одна – маленькая, согбенная, в телогрейке и шапке-ушанке, другая – крупная, но тоже согбенная. Сын и отец… «Ищите друг друга и ждите, несмотря ни на что». Я провел рукой по щеке – она была сухой. Слеза скатилась внутрь меня, прямо к сердцу.
Когда Шрам и Олегыч скрылись из виду, я захлопнул дверцу кабины и опустился в кресло у пульта управления. Дотянулся до рукояти гудка. Ну что? Неужели я сделаю это? Еще не поздно догнать Шрама и Олегыча, вернуться к Марине. Живым. Побежденным, но живым.
Я потянул рукоять на себя.
Резкий гудок разорвал в клочья предутреннюю тишину. Не жалея ушей, я с каким-то остервенением не отпускал рукоять до тех пор, пока ворота не вздрогнули. Приподнявшись с кресла, смотрел, как створки расходятся в стороны. В ушах звенело. Я встряхнул головой – звон уменьшился.