Чекист, нахмурившись, бросает:
– Ну зачем тебе эта игрушка?
– Так в подарок же! Для форсу, – поясняю ему.
– А-а, – на лице его расцветает улыбкой понимание, – небось дамочке какой в подарок? Дамочке – оно конечно, в самый раз будет.
Расплачиваюсь, кидая на прилавок три бумажки по 50 рентных марок и получая 10 марок и какую-то мелочь сдачи. Убираю три коробки в саквояж. Теперь очередь за патронами. Причем патронов 6,35 надо взять побольше, с запасом – где я их в Москве доставать буду? А затем надо подыскать под каждый из купленных пистолетов кобуру скрытого ношения.
После закупки патронов мой саквояж изрядно раздулся и ощутимо потяжелел, а кошелек соответственно стал полегче. Кобуру под свой «зауэр» я нашел быстро, а вот для второго «зауэра» и для вальтера пришлось поискать – в этом магазине не оказалось того, чего я хотел. А хотелось мне кобуру скрытого ношения из тонкой мягкой кожи, чтобы она возможно меньше стесняла движения. Лишь в третьем по счету магазине – скорее, даже в оружейной лавочке – оказался большой выбор таких изделий. Но и тут пришлось долго рыться в принесенном хозяином из подсобки ворохе образцов, пока наконец удалось остановить свой выбор на чем-то более или менее подходящем.
После обеда, устроившись передохнуть у себя в комнате и пересчитав оставшиеся марки и червонцы, погружаюсь в сытую задумчивость. Да, вовремя мне Рязанов устроил несколько лекций в Коммунистической академии и Институте Красной профессуры. Без гонораров за них мне пришлось бы туго. Гонорары за лекции (как и за книги и статьи, а также премии за изобретения), к счастью, исключались из расчета партмаксимума. Вот, собственно, на них я и мог теперь делать покупки для своих личных целей.
Ничего особо затейливого я на этих лекциях не рассказывал. Так, поведал студентам кое-что по профилю своей работы о внешнеэкономических проблемах республики Советов. К текущему году СССР начал вырываться из тисков торгово-экономической блокады.
Если в первые годы по окончании Гражданской войны, в 1920–1922 годах торговля шла только со Швецией, Прибалтикой, Польшей, Монголией, Тувой, Турцией, чуточку – с Персией и Китаем, то затем положение меняется. Вместе с чередой дипломатических признаний расширяется поле и для внешней торговли. В 1922–24 годах добавляется торговля с Германией, Великобританией, Францией, с 1925-го – с Италией, и пошла-поехала остальная европейская мелочь. Однако США твердо отказываются иметь прямые межгосударственные торговые отношения, настаивая на уплате долгов и компенсации за национализированную собственность. А согласно установкам нашей внешней политики вопрос долгов в крайнем случае мог быть предметом торга и компромисса, а вопрос компенсации за национализированное имущество – нет. Мы не отвечаем за царские долги, но готовы в какой-то мере учесть интересы мелких покупателей русских займов, если правительства соответствующих стран готовы учесть наш интерес в получении капиталовложений из-за рубежа. Но вот национализация для нас – это вопрос принципиальный, и ни малейших уступок, способных поставить этот принцип под сомнение, допущено быть не может.