Франциско медленно покачал головой, затем спросил:
— Кому из своих друзей в медной промышленности вы предоставляете привилегию настучать на вас в этот раз?
Реардэн улыбнулся:
— Не в этот раз. В этот раз я имею дело с человеком, которому полностью доверяю.
— Правда? И кто это?
— Ты
Франциско выпрямился.
— Что? — спросил он так тихо, что ему почти удалось скрыть удушье.
Реардэн улыбнулся:
— Ты не знал, что теперь я один из твоих заказчиков? Это сделано через парочку подставных лиц, под липовым именем, но мне понадобится твоя помощь, чтобы пресечь излишнее любопытство. Мне нужна эта медь, она должна прибыть вовремя, и мне совершенно безразлично, арестуют меня или нет, — тогда я уже все сделаю. Я знаю, что ты потерял всякий интерес к своей компании, богатству, работе, потому что не хочешь иметь дела с такими бандитами, как Таггарт и Бойл. Но если то, чему ты меня учил, серьезно, если я — единственный, кого ты еще уважаешь, ты поможешь мне выстоять и победить их. Я еще ни к кому не обращался за помощью, а сейчас обращаюсь к тебе с просьбой помочь мне. Мне необходима твоя поддержка. Я доверяю тебе. Ты всегда говорил, что восхищаешься мною. Итак, моя жизнь в твоих руках, если тебе угодно. Медь «Д'Анкония коппер» направляется ко мне. Судно покинет Сан-Хуан пятого декабря.
— Что?! — Это восклицание свидетельствовало о явном потрясении. Франциско вскочил с места, не скрывая своих чувств. — Пятого декабря?
— Да, — изумленно ответил Реардэн. Франциско бросился к телефону.
— Я же просил вас не связываться с «Д'Анкония коппер»! Он стонал от отчаяния и одновременно от ярости.
Его рука потянулась к телефону, но тотчас вернулась на прежнее место. Он ухватился за край стола, стараясь сдержаться и не брать трубку. Сколько он простоял так, опустив голову, не знал ни он сам, ни Реардэн. Реардэн в оцепенении следил за отчаянной борьбой в душе Франциско. Он не понимал сути происходящего, знал только, что у Франциско достаточно сил что-то предотвратить и что он этой возможностью не воспользуется.
Когда Франциско поднял голову, Реардэн увидел лицо, искаженное страданием; казалось, каждая черточка кричала от боли, и вопль этот был еще ужасней от того, что лицо выражало твердость принятого такой ценой решения.
— Франциско… в чем дело?
— Хэнк, я… — Он покачал головой, затем встал и выпрямился. — Мистер Реардэн, — сказал он голосом, в котором слились сила, отчаяние и то особое достоинство, с которым произносится призыв о помощи, который не будет услышан, — когда вы будете проклинать меня и сомневаться в каждом сказанном мною слове… Клянусь вам, клянусь женщиной, которую я люблю, — я ваш друг.