Господин камергер показался мне человеком приятным, даже симпатичным, и так как путешествие через пустыню я совершил совершенно бесплатно (благодаря моему несравненному, моему прекраснейшему жилету из шерсти фландрина), то на какое-то время я мог чувствовать себя богачом и мог проявить благородство. Поэтому я заявил, что готов не только снять у него комнаты за приличную цену, но и щедро платить ему, если он пожелает ежедневно уделять мне некоторое время, вести со мной разговоры, обучать меня языку королевства Одевания и просвещать меня относительно существующих там обычаев и царящих там нравов. Он охотно согласился, и благодаря этим беседам и урокам мы с ним быстро стали друзьями. Он, кстати, тоже не скупился на цветистые похвалы в адрес моего необычайного жилета из шерсти фландрина, а так как он был знаком со множеством людей, так как он был вхож в дома представителей самого высшего общества королевства и к тому же по природе был человеком чрезвычайно восторженным, искренним, открытым и откровенным (что резко контрастировало с показной сдержанностью большинства одеванцев), то он повсюду рассказывал о моем жилете, и вскоре слух о нем распространился по всей стране. Факт наличия у меня необыкновенного жилета придал мне, если можно так выразиться, чрезвычайно большой авторитет в глазах одеванского общества, которого никогда не имел в этой стране ни один чужеземец. Итак, новость о прибытии в столицу некоего незнакомца, владеющего несравненным по красоте жилетом, сшитым из чудесной ткани, незнакомца, чей знаменитый жилет не продавался (еще одно чудо!), – эта новость мгновенно распространилась как по постоялым дворам и тавернам, так и по самым богатым домам, и вскоре в прихожей дома Пауана уже толпились люди, стремившиеся познакомиться со мной и удостоиться чести лицезреть и погладить, пусть даже в течение нескольких секунд, мой необыкновенный жилет из шерсти фландрина. Пауан предрекал мне настоящее богатство, если бы я смог доставить в королевство Одевания такую мягкую, нежную, прочную ткань с такими живыми и стойкими красками, в то же время с таким богатством оттенков, менявшихся в зависимости от освещения; короче говоря, он утверждал, что я мог бы составить себе целое состояние, что я, несомненно, стал бы фаворитом главного королевского костюмера, самого влиятельного лица в королевстве, после короля, разумеется… Пауан понизил голос и уже шепотом добавил, что, возможно, влияние главного королевского костюмера намного превосходило влияние самого короля, ибо сей вельможа и создавал королей, и разрушал им же созданное, ибо ходили слухи, что падение предыдущего монарха (чье имя произносить вслух было запрещено) было подстроено – король предстал перед придворными и наряде, у которого складка была заложена неправильно, в противоположную сторону, чего монарх не заметил, но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы его дискредитировать как короля, ибо король в королевстве Одевания должен быть великим знатоком в одежде, в тканях и во всем, что имеет отношение к искусству шитья и ношения одежды (про себя я подумал тогда, что это должно быть не слишком трудным делом, если иметь в виду, сколь неопрятно, небрежно были одеты все вокруг). Чтобы положить конец всем этим разговорам о моем возможном богатстве, я сказал Пауану, что путешествую только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей, что я вовсе не собираюсь заделаться коммерсантом и что, кроме всего прочего, совершенно невозможно доставить в Мод хотя бы одно полотнище ткани из шерсти фландрина. Но я мог говорить сколько душе угодно, Пауан неизменно ежедневно возвращался к вопросу о драгоценной ткани, ибо, несмотря на все мои уверения в обратном, ему казалось, что единственной причиной моего прибытия в королевство Одевания было тайное желание сказочно разбогатеть.