Сказать, что я себя чувствовал как побитая собака, было бы неточным – это не передает и сотой доли тогдашних ощущений. Прервав сеанс позирования, я передал монеты Луи (или он вырвал их у меня из рук, чтобы разиня не упустил остальное, предпочитаю не выяснять) и нырнул. Но пятнадцатая монета канула безвозвратно…
Неделя за неделей расширялась зона поисков. Картина теперь вырисовывалась более отчетливо: море раскидало останки «Хироны» на огромное расстояние. Где бы ни копнули, везде нам улыбалась удача. Цифры в десять – двадцать монет за день стали, если так можно выразиться, расхожей монетой. 12 июля мы отпраздновали пятидесятую золотую монету, а число серебряных перевалило уже за пятьсот.
И это далеко не все. В детстве у меня на стене висела репродукция из книги «Зерцало путешествий и мореплаваний », изданной в 1583 году. На ней был изображен штурман в кафтане, держащий свинцовый лот, а рядом – астролябия и компас. Картинка возникла у меня в памяти, когда я увидел на дне астролябию. В тот же день Морис доставил наверх циркуль с бронзовой чуть-чуть изогнувшейся ножкой, а Франсис выудил свинцовый лот.
На другом конце рабочей площадки, у оконечности мыса Лакада, мы отбивали куски спекшейся черной «магмы». Она сохранила в своей толще пули, кости животных, древесный уголь, битую посуду. Однажды мы извлекли из нее кусок дерева.
– Часть руля, – авторитетно сказал я.
– Нет, – ответил Морис, прикладывая его к плечу. – Это мушкетный приклад.
На следующий день после трехчасового рытья я вытащил ствол мушкета. Оружие упало в море, не успев выстрелить, – в стволе сидела свинцовая пуля. Там же в «магме» я нашел обрывок черного бархата – быть может, останки роскошного камзола.
Однажды мне попался необычайно интересный предмет – изящный шестигранник из горного хрусталя в два дюйма высотой с маленькой серебряной крышкой. Внезапно меня осенило: бесчисленные серебряные пузырьки, встречавшиеся нам повсюду, содержали не лекарственные снадобья, как мы думали раньше, а духи. Каждый благородный сеньор должен был иметь свой собственный пузырек. Когда ветер доносил до их чувствительных ноздрей нестерпимое зловоние, исходящее от двухсот сорока четырех гребцов, прикованных днем и ночью к банкам галеаса, они подносили пузырьки с духами к своим завитым усам. Кроме того, как подсказал мне впоследствии один английский эксперт, в те времена горный хрусталь благодаря его оптическим свойствам наделяли чудодейственной силой и пузырьки носили на шее как ладанки.
И наконец, среди кухонных отбросов я обнаружил редчайшую реликвию, невероятную, никак не ожидавшуюся никем, сохранившуюся только потому, что в первый же день плотная корка изолировала ее от доступа морской воды и кислорода – сливовую косточку! То была единственная в мире косточка, о которой можно было с уверенностью сказать, что она плыла с Непобедимой Армадой.