Вместе мы обсуждали истинные основы религии и проводили параллели между тем, что сказано в Бхагавад-гите, Библии и Коране. После этого мы встречались еще несколько раз и без каких-либо предубеждений к верованиям друг друга беседовали о Боге. Мухаммед не пытался обратить меня в ислам, и я не делал попыток переубедить его. Вместо этого, каждый из нас делился своим пониманием, проявляя глубокое уважение к взглядам собеседника. Когда мы разговаривали, я особенно ясно ощутил, что милость Бога проливается на людей через все религии, все священные писания и через разных святых. Я все глубже и глубже понимал, что, какой бы путь мы ни избрали и каким бы узким он ни был, искренняя преданность Богу, в самом общем смысле этого слова, — это единственный способ преодоления распрей и разногласий и этом мире.
На следующий день после разговора с Мухаммедом я, сидя на берегу Ганги с Нараян Прасадом, спросил его: «Как в стране, где так остры противоречия между индуизмом и исламом, Вам удается с такой любовью относиться к представителю другого вероисповедания?»
Тепло улыбнувшись, он произнес в ответ слова, которые я запомнил на всю жизнь: «Собака узнает своего хозяина в любой одежде. Хозяин может быть в халате, в костюме и галстуке или вообще не одет, но собака всегда его узнает. Если мы не способны узнать Бога, нашего возлюбленного хозяина, когда Он облачен в другие одежды — одежды из другой религии, — то мы хуже собаки».
Поскольку я задержался у Рама-севаки Свами дольше, чем предполагал, мне пришлось идти в контору иммиграционной службы в Патне, чтобы попытаться продлить свою визу. Контора представляла собой небольшое кирпичное здание, в котором за столом сидел пожилой индус-инспектор. Система хранения документов, похоже, отсутствовала как таковая — бумаги лежали стопками на столе и прямо на полу. Минут пятнадцать инспектор рылся в этой груде документов в поиске бланка заявления. Заполнив бланк, я протянул его инспектору вместе со своим паспортом. Тот бросил на паспорт беглый взгляд, а затем произнес бесстрастным бюрократическим голосом: «Ваша виза продлению не подлежит».
Я лишился дара речи. Мысль о том, что мне нужно будет покинуть мою новую родину, была для меня нестерпимой. Снова и снова я умолял инспектора о снисхождении, но тот не собирался отступать от правил. Утратив всякую надежду, я стал молиться.
И тут на стене позади инспектора я заметил изображение Господа Рамы. Я смиренно обратился к инспектору: «Знаете ли Вы, сэр, что в стране, откуда я родом, все едят коров?»
Он в изумлении вытаращил глаза и открыл рот: «Что? Убивают священных коров? Какой ужас!»