Мы с Гэри научились выживать почти без денег. Рано утром мы покупали за несколько центов буханку горячего, только что выпеченного хлеба. Сев под деревом, мы разрезали буханку пополам и с большим аппетитом съедали ее. Где бы мы ни оказались, буханка хлеба на двоих стала для нас ежедневной трапезой. По особым случаям мы позволяли себе еще и кусок сыра. Ночевали мы обычно у своих новых знакомых, а иногда под деревьями, в заброшенных зданиях или в ночлежках. Те небольшие деньги, которые у нас оставались, мы экономили, как могли.
Столицей европейской контркультуры в то время считался Амстердам. А центром общественной жизни в Амстердаме была площадь Дам. Сотни искателей приключений стекались в такие клубы, как «Фантазио», «Парадизио» и «Мелквег», чтобы потусоваться и послушать музыку. Другим популярным местом был духовный ночной клуб «Космос». Однажды вечером я встретил там высокого американца в белых одеждах, с обритой головой и пучком волос на макушке.
«Хочешь отведать духовной пищи?» — предложил он.
Я застенчиво кивнул.
«Тогда подставляй руки».
Я сложил руки, как мне велели, и в моих ладонях оказался целый половник фруктового салата. Я стоял в растерянности, а йогурт тек у меня сквозь пальцы.
«Что мне с этим делать?» — спросил я.
«Ешь!» — рассмеялся, уходя, американец.
Если бы я знал тогда, что мне будет суждено встретиться с ним снова — за тысячи километров отсюда и в ситуации, которую я даже не мог себе вообразить!
У нас с Гэри появились друзья со всего света, мне все нравилось, но сердце мое все равно не ведало покоя. Я слышал внутренний зов, но не понимал, чей это голос и куда он меня зовет. Я стал проводить много времени в музеях, рассматривая картины религиозного содержания, и в Вондель-парке, где занимался медитацией и изучал духовные книги. Но больше всего мне нравилось сидеть в уединенном местечке над каналом. Атмосфера любого большого города пронизана жаждой власти, богатства и удовольствий; в большом городе мода меняется так же часто, как времена года, но каналы, неподвластные бурным городским страстям, несли свои прохладные воды через весь город, распространяя умиротворение и покой. Я часами просиживал на берегу канала, любуясь водой и размышляя о том, куда несут меня волны моей судьбы.
Наше путешествие продолжалось. Мы добрались на попутках до Голландского Крюка и на остаток денег купили билеты на паром до Великобритании. Свинцовые тучи затянули небо. Моросил дождь. Послушный движению волн, паром то вздымался, то опускался. Наблюдая, как он плывет через неспокойный пролив, я думал о том, куда держу курс я сам. Мне в мои девятнадцать лет пора уже было задуматься о карьере, однако карьера меня нисколько не интересовала. Чего я ищу? Почему я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме идеалов, которыми забита моя голова? И если о духовности я еще имел какое-то представление, то мое собственное будущее оставалось для меня тайной за семью печатями. Взгляд мой упал на вывешенные на борту парома спасательные жилеты, и я стал молиться о собственном спасении из моря неопределенности. Если у человека нет идеала, ради которого он готов умереть, — вспомнил я, — это означает, что ему незачем жить. Я покинул родину в поисках такого идеала и теперь, словно гонимый ветром осенний лист, летел в неизвестном направлении.