Марсело и деканша приветствовали друг друга объятиями и смехом, словно вокруг для них никого не существовало, хотя они находились под перекрестным наблюдением двух пар глаз и понимающих улыбок, которые изобразили мы с типом в очках. В конце концов, восторги улеглись и вновь прибывшие начали пить кофе. Будто возобновляя прерванный разговор, деканша произнесла:
– Значит, вы тут говорили обо мне.
– Именно так, – подтвердил Марсело. – И, само собой, только плохое.
Все рассмеялись. И я тоже, хотя в эту минуту заподозрил самое худшее.
– Томас сообщил мне, что вы определились со сроками, – продолжал Марсело.
Деканша впервые обратила на меня внимание и адресовала мне свою лучшую улыбку: ряд белоснежных вымуштрованных зубов, казалось, осветил ее лицо.
– Ах да, полагаю, мы знакомы? – произнесла она.
Мы не были знакомы, так что Марсело пришлось представить нас друг другу, и едва он произнес мое имя со словами вроде «Да ладно, я же тебе говорил о Томасе: он женат на Луизе Женовер из Центрального», как улыбка деканши тут же погасла и сменилась гримасой» в которой последовательно чередовались сначала испуг, затем недоверие, а под конец досада. Я подумал, что вот оно, самое худшее, но действительность поспешила меня в этом разуверить.
Пока я пожимал не сразу протянутую мне руку деканши, тип в очках взглянул на меня с интересом, не лишенным некоторой наглости, и с чуть заметной улыбкой на губах заявил низким глубоким голосом, идущим словно из глубины грудной клетки, что познакомился с Луизой на прошлой неделе в Амстердаме, вне всякой связи упомянул Ориоля Торреса, а потом непонятно зачем пропел дифирамб выступлению моей жены на конгрессе. Затем, воспользовавшись одобрительным молчанием Марсело и смущением деканши, он вернулся к теме конкурса. По его словам, деканат объявил конкурс на замещение должности профессора истории, и он, хотя и не уверен в поддержке всего факультета, – а еще не определены окончательно ни требования к кандидату, ни состав выборной комиссии, но наверняка оба этих решения будут приняты исходя из нужд факультета, а не личных амбиций конкретного человека, – он решил выставить свою кандидатуру и на общих основаниях состязаться с прочими претендентами. «Лицемер хренов, – подумал я, не без некоторой зависти слушая его напыщенную и самодовольную речь. – Как здорово ты усвоил уроки». Стремясь хоть как-то сгладить эффект, который тонко продуманное вранье историка оказало на простодушную деканшу, я робко вставил, что тоже собираюсь участвовать в конкурсе на место, выделенное нашей кафедре, и уже хотел было увести разговор в сторону, как вдруг вмешался Марсело.