Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Коган, Багрицкий) - страница 117

Гнать по рельсам грубо.
Чтоб морскою солью
Пропитались губы.
Чтобы ветры пели.
Чтоб деревья стыли.
Чтобы с нетерпеньем
Ловить слова простые.
Чтобы вспышкой спички
Полночь прогорела…
Только электричка
Мимо прогудела,
Не остановилась.
Вот тебе и жатва:
Попадай в немилость
По вине вожатого!
Ты ушла. Осколками
Все мечты — на нет.
Где же вы, Сокольники,
Пятый километр!..
Потухает слово.
Вместо сна лесного —
Я в Москве. И вот
Мне в Мытищи снова
Мчаться на завод.
Не могу не злиться,
И в глазах — гроза,
Я ворвался львицей
В Северный вокзал.
Потемнело небо.
При фонарном свете,
Дернув дверь свирепо,
Я сказал: — Побрейте!
1934

215. Из цикла «Война» (Вступление)

Ночной зефир
Струит эфир.
Шумит,
Бежит
Гвадалквивир.
Пушкин
На берегах Гвадалквивира,
Купаясь в травах, загорать.
Окончив дань труда и мира,
В кругу товарищей дышать
Весельем солнечного пира.
И тронуть нежной песни лад,
Когда расцветится закат
На тишине Гвадалквивира.
В ночной глуши двоим добро.
Всплесни веслом. Нам серебро
Чеканит гладь Гвадалквивира,
Нам нержавеющая лира
Поет бессмертие реки.
Взорвали сон Гвадалквивира
В крови погрязшая мортира,
От крови черные полки.
1937-1938?

216. «Рвется в темень белая беда…»

Рвется в темень белая беда —
предок мой Григорий Лобода.
Скачет гетман. Все его добро —
стремени да чуба серебро.
Ночь наполнив цокотом коня,
скачет, скачет прямо на меня.
Я проснусь, я встану, побреду.
Переулки мечутся в бреду.
И шуршат сугробы. И с ума
сходит вьюга, скользкая зима.
Ляжет на исхоженном пути
Так, что ни проехать, ни пройти.
Лед или глухая лебеда
там, где скачет, скачет в никуда
запорожский гетман Лобода.
А в Москве – летая, тает снег,
переулки мечутся во сне.
Переулки тянутся к весне.
Что ж! я по распутице пройду,
я в тебя, Москва моя, иду,
песни зажигая на ходу.
Я иду. Мечтая о Москве,
птицей в клетке – жилка на виске.
Я иду. Так времени топор
разрубает с прадедами спор.

217. Долг

Невесел в дыме канонады
сугубо штатский человек.
Дрожи. Повелевает век
запомнить — как звенят снаряды,
как завывает самолет,
огнем одаривая землю,
как пьют удушливое зелье,
как рвутся в панике вперед.
Век не под стать страстям квартирным
и пенью птичьему. А ты
писал стихи, вдыхал цветы
под небом розовым и мирным.
Теперь положено черстветь
рукам, сжимающим винтовку,
и смерть берет на изготовку,
хотя ты прожил только треть.
Ну что ж, погодки молодые,
посуровеем – и не жаль:
ведь нам видения седые,
как полю град на урожай.
Заголосят витые трубы,
и ты – во мраке и в крови —
забыв о нервах, стиснув зубы,
как ветер, тучу изорви.
Не под луной прогулка – встретить
на расстоянье локтя бой.
Еще не мы, но наши дети
задышат радостью одной.