Второй раз Ершов изумился, когда узнал, что полковник сей — олончанин, как и сам Данила, но с отрочества Смирнов служил в далеких сибирских землицах у великого князя Сокола, где и стал его ближним человеком. О том князе уж давно ходили самые дивные слухи по поморским деревням, по белозерским селениям, дошли они и до Ладоги. И вот Данила-мастер ударяет по рукам с человеком Сокола. Чудно се — пошто князю сибирскому надобны цельные корельские стены? Каков ему прок с того? Эти вопросы, однако, Ершов задавать не решился — неча нос свой совать куда не следует. Его дело — камень ровно класть.
— Есть будете в столовой три раза в день, — говорил между тем Смирнов. — При церкви…
— Столоваться у тебя будем? — уточнил Ершов. — А велика ли плата будет?
— За что? — удивился поначалу полковник. — Еда уже учтена в оплате, не переживай. — После чего ангарец прошел к двери. — Думаю, сейчас самое время осмотреть ваш фронт работ…
— Чего? — не понял Данила, нахмурившись.
— Стены смотреть иди! — рассмеялся Смирнов. — Пошли провожу!
Андрею понравился Ершов — типичный олончанин, коренастый и плотный — красивый, чисто русский типаж, с правильными чертами лица, серыми глазами и русыми волосами, которому свойственна та старая новгородская жилка, упорство, которое вело цивилизаторов в пустынные земли.
— Гля, Данило! — окликнул Ершова его товарищ, стоявший у крыльца соседнего дома в окружении прочих каменщиков, когда мастер вышел от полковника. — Чудно!
— Пошто кричишь, Васька? — отозвался тот, мельком глянув на Смирнова.
— А ты сходи да посмотри, — улыбнулся Андрей.
Когда Ершов подошел к толкавшимся у крыльца артельщикам, те расступились, и перед Данилой оказались несколько красочных картинок, на которых были изображены, к его третьему за сегодняшний день изумлению, отнюдь не христианские мотивы.
— Ишь ты! Глянь, глянь, вона свей, как пес шелудивый! Ага, бежит, словно тать застигнутый! — раздавались голоса мужиков-артельщиков.
— Эвона… — протянул Ершов, оглядывая картинки.
На одной из них был нарисован вылезающий из-за густых кустов мерзкого вида швед, сжимающий в руке окровавленный меч. Он явно хотел добраться до деревеньки, что стояла на опушке леса. Но путь ему преграждал простой мужик, вооруженный, однако, мушкетом. На ствол того мушкета был насажен длинный нож, которым этот мужик хотел заколоть врага. Была и надпись поверх рисунка: «Бей врага без пощады!»
— Где же это видано, чтобы у мужика мушкет был? — усмехнулся Ершов, обернувшись на полковника.
— У князя Сокола каждый мужик имеет мушкет — иначе никак! — отвечал Андрей. — Мужик — это опора державы.