Погудин, помахав собравшимся рукой, надел защитные очки и показал большой палец своей команде, стоявшей неподалеку. Потом пилот перевел ручку сектора газа в упор, увеличивая обороты двигателя, и выждал с минуту, наблюдая за работой мотора, пока винт с воем молотил морозный воздух. Наконец биплан, оторвав лыжи от наста и неловко покачиваясь, начал выруливать на взлет под восторженные крики и пронзительный свист с берега. Разбег был недолог, и вскоре «Орел», шумно стрекоча мотором, поднялся в воздух. Люди высыпали на заснеженный лед Ангары, провожая удалявшийся от них самолет ошалелыми воплями радости. Мальчишки побежали вслед за ним, то и дело кувыркаясь в снегу. Вокруг царила непередаваемая эйфория, чувство полнейшего восторга — наверное, то же самое творилось в городах и селах Советского Союза в день полета Юрия Гагарина. Смолкший было шум биплана возвращался — Иван Погудин, развернувшись над тайгой, теперь заходил на посадку, покачивая крыльями своей машины.
— Ну, теперь молимся, чтобы все было хорошо, — невесело усмехнулся Рудаков, поглядывая то на коллегу, то на приближающийся биплан.
— Да ну что ты все ноешь, Володя? — Раскрасневшийся от мороза и радостного волнения Лисицин потряс друга за плечи и приобнял: — Все должно быть хорошо, запомни!
Снижаясь для посадки, «Орел», казалось, зависал над Ангарой, оглашая все вокруг шумом работающего винта и рокотом двигателя, и вскоре лыжи коснулись снежного наста — раз, другой, будто пробуя его на прочность. Погудин посадил биплан без единой помарки. Постепенно сбавляя скорость, машина проскользила мимо восхищенных ангарцев, мимо группы инженеров и вскоре, резко набрав скорость, с шумом вновь устремилась в небо. Еще около получаса Иван летал над поселком, тайгой и широкой лентой реки, сжигая драгоценное горючее, — что же его теперь жалеть?! Воистину, это был великий день для всех ангарцев! И даже Владимир Рудаков, наконец, позволил себе принять участие во всеобщем праздновании, продолжавшемся до глубокой ночи, и вновь не обошлось без фейерверка.
Раннее утро следующего дня
Вячеслава разбудили, когда на улице было темным-темно — посланный дежурным радистом паренек-стажер примчался к дому Соколова и передал через сидевшего при входе охранника:
— Необходимо прибыть в радиокомнату для срочных переговоров с Новоземельском!
Дарья успела застать мужа перед дверью в коридор: спустившись сверху, Вячеслав уже надевал теплые сапоги.
— Что случилось, Слава? — спросила она с волнением, щурясь от света подвешенного фонаря.
— Да ничего! — нахлобучивая меховую шапку, отвечал муж. — Радек опять, наверное, что-нибудь придумал среди ночи, теперь хочет поделиться.