Еще до рассвета, когда Земсков, «очистив совесть», спал мертвым сном, Штахель убедил Рябцова, что терпеть его дальше нельзя ни одного дня. И тот, посоветовавшись с Зоськой, сообщил:
— Земскова порешим.
Сделав очередное свое грязное дело, Штахель сбежал из совхоза, а Рябцов, возвратившись украдкой в вагончик, бесшумно прополз среди спящей смены в дальний угол и тут же притворно захрапел.
Бригадный водовоз гнал лошадь во весь опор. Двуколка, подпрыгивая на кочках, неслась, словно огненная колесница. Боль была настолько сильная, что Миша с трудом сдерживался, лишь бы не кричать. Болела блестевшая, как стекло, рука, но еще сильнее болел бок.
Уже при первом осмотре врачи определили: закрытый перелом со смещением в области запястья правой руки, травма серьезная. Но больше всего беспокоил удар в печень. Именно боль в правом подреберье приковала Мишу к постели крепко и надолго. Только через две недели начал подниматься. И сразу стал упрашивать, чтобы выписали.
— И не думай, — решительно протестовал доктор. — Надо еще подлечиться.
Не переставая думать о причине обратного поворота коленчатого вала, Миша все больше убеждался, что дело это не простого случая. Больше того, он пришел к убеждению, что напарником у него никакой не Полещук, а тот самый Курт Штахель с хутора Ракитного, запомнившийся с детства. Ему показалось, что и того, второго, Земскова, где-то видел.
Был жаркий день, когда Миша выписался из больницы. Свою бригаду отыскал на третьем участке. Она заканчивала подготовку тракторов и сеялок к посевной. У вагончика встретил его водовоз. Крепко обнялись.
— Как вы тут? — спросил Миша, глядя на облупившееся, веснушчатое лицо просиявшего паренька.
Тот удивленно поднял васильковые глаза:
— Разве не слышал? Твой напарник с дружком смотались. Почти одновременно выбыли Журба, ты да их двое. В самую страдную пору.
Миша сразу понял, что неспроста сбежали те двое. С наступлением темноты его позвал Сурмин:
— Пошли поваляемся у скирды. И поговорить есть о чем.
— Охотно, Коля.
— Понимаешь, Миша, — начал Николай, когда они улеглись на свежей соломе. — Думаю, твое увечье, бегство дружков и пассивность Рябцова связаны одной цепочкой. Когда тебя увезли, Полещук сожалел, что такое стряслось, сел на трактор и пахал до самого утра. Приезжали из управления, заглядывали в мотор, крутили, вертели, но так и не поняли, чем был вызван обратный толчок. Потом еще приезжала комиссия во главе с товарищем Уховым. Повздыхали да и уехали.
— Мне кажется, — сказал Миша, — у преподобного Николая Кузьмича рыльце в пушку. Как-то я заикнулся о подозрительном поведении Полещука, так он оборвал: «Кому кажется, пусть крестится!» Мне стало стыдно. Подумал, что и на самом деле возвел поклеп на человека. У меня в то время полной уверенности не было. И только в больнице, поразмыслив, пришел к убеждению, что мне в напарники дали не Полещука.