Пожилой мужчина, полулежавший в шезлонге, тепло улыбнулся Терезе.
— А, кого я вижу! Величайший психолог современности пришел навестить своего старого отца. Ты заметила, что я тоже не встаю? Мы с Купером оба старые бездельники и лентяи и наслаждаемся каждой минутой нашего существования. Дороти знает, что ты здесь? Наверняка она захочет покормить тебя обедом.
— Да, я видела Дороти и постаралась убедить ее, что мне ничего не нужно. Сколько я себя помню, она все пытается откормить меня.
— Добрейшая душа. Одному богу известно, как бы мы продержались после смерти твоей матери, если бы не Дороти. Дай бог ей здоровья еще на много-много лет. — Отец улыбнулся ей. — Ну, присаживайся и расскажи, как у тебя дела. — Он внимательно вгляделся в лицо дочери. — Должен заметить, вид у тебя неважный. Какой-то усталый. Не слишком ли ты много работаешь?
Тереза улыбнулась про себя. Это тот вопрос, который она по нескольку раз на дню задает своим пациентам.
— Не думаю, папа. Я работаю, конечно, много, но стараюсь не перегружать себя. — Она усмехнулась. — Хороша бы я была как врач, занимающийся проблемой стресса, если бы не смогла предупредить его появление у себя самой.
— И все-таки тебя что-то беспокоит, я же вижу, — настаивал отец.
Тереза вздохнула и опустилась в плетеное садовое кресло рядом с отцом.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, папа.
— Просто я тебя очень люблю, девочка. Так что случилось?
— Ох, я даже не знаю, как сказать. И ничего и в то же время все. — Она покачала головой и снова вздохнула. — Кабинет врача — это ведь священное место, не так ли?
— Ну, что-то в этом роде.
— И когда имеешь дело с пациентом, следует вести себя доброжелательно, но со сдержанностью истинного профессионала, соблюдая должную дистанцию. Какая-то иная манера поведения не соответствует ни звания врача, ни врачебной клятве, ни репутации хорошего специалиста и профессионала. Но… — Она замялась, не зная, как описать все то, что было у нее на душе.
— Но? — мягко подбодрил ее отец.
— Но дело в том, что этот человек вроде бы и не пациент. И в то же время пациент. Ох, я и сама не знаю. Я запуталась.
— Гм. Я заинтригован. К чему ты клонишь? — усмехнулся Генри Уильямс. — Значит, тут замешан мужчина. Интересно. И что же? Он каким-то образом заставил тебя нарушить твою врачебную клятву и поставил под сомнение твою профессиональную состоятельность?
— Да. То есть нет. Думаю, я сама во всем виновата. Не надо мне было позволять ему, то есть не надо мне было самой… — Она поерзала в кресле, не находя нужных слов. Как признаться отцу, что она целовалась с пациентом прямо в кабинете?!