— Я тоже так подумал, — кивнул граф.
— Бог свидетель, это неудивительно! — заметил Эдди. — Слава Богу, что она не боится тебя.
— Я спас ее и ее коня! — коротко ответил граф.
— И сейчас только это и важно, — проговорил Эдди, занятый собственными мыслями, — но что будет потом?
Ей нужно привыкнуть общаться с другими людьми, и мужчины, бесспорно, сочтут ее чрезвычайно привлекательной.
Граф еле заметно поморщился, будто ему было неприятно обсуждать то, что касалось Кледры, даже с самым близким другом.
Но так как Эдди явно ожидал ответа, Пойнтон неохотно проговорил после заметной паузы;
— Думаю, не стоит принимать какие-то решения, пока неизвестно, что намерен предпринять Мелфорд.
— Если ты ожидаешь следующего удара, боюсь нам придется ожидать не слишком долго.
Граф ничего не ответил, но чувствовал то же самое и, поднявшись наверх, чтобы переодеться к ужину, спросил Йетса:
— Никто не видел чужих вокруг поместья? Или, может быть, кто-то расспрашивал о мисс Кледре?
Йетс покачал головой.
— Нет, милорд. Я на страже, как ваше сиятельство и велели мне, но в деревне никто чужой не появлялся. Так что я надеюсь, мы успешно замели следы.
— Сомневаюсь, — тихо, будто разговаривая сам с собой, проговорил граф.
Принимая ванну и переодеваясь, он подумал, что пока ему остается только ждать.
Число ночных дозорных в доме было удвоено, и граф приказал старшему конюху, чтобы ночью в каждой конюшне дежурил помощник конюха.
Больше он ничего не мог сделать, не возбудив подозрений, а это, по его мнению, было бы ошибкой.
И все-таки граф не мог освободиться от неприятного чувства, что сэр Уолтер непременно вторгнется в их жизнь и что он не успокоится, пока не отомстит Кледре.
Он, однако, не собирался выражать свое беспокойство вслух. Ни Йетс, ни Эдди не должны были знать, как сильно он встревожен.
Спустившись вниз, граф обнаружил, что Эдди уже ждет его в салоне. Ради Кледры в двух больших хрустальных люстрах были зажжены тонкие свечи.
Через несколько минут девушка вошла в комнату, и, глядя на нее, пока она приближалась к нему, граф думал, что платье, которое он выбрал для нее в Лондоне, было совершенной оправой для этой хрупкой красоты.
Белое, искусно расшитое жемчугом и бриллиантами, которые сверкали на нем, как капли росы, оно было украшено кружевными оборками на пышных рукавах и вокруг выреза.
Кледра двигалась с тем же достоинством и грацией, которые отличали Крылатого победителя. Подойдя к графу, она слегка присела перед ним в реверансе, а затем, словно не в состоянии скрыть свои чувства, воскликнула:
— Как все это необыкновенно! У меня никогда не было такого прекрасного платья!