— Как это неразумно с его стороны! Но тогда отчего же его величество позволяет ему находиться здесь?
— А он весьма полезен. Может писать стихи, пьесы, играть на лютне, сочинять тексты для маскарадов — и еще проигрывать в шары, если только сообразит, что выигрывать ему не годится. Но Уайетт человек упрямый, мне такие по сердцу. Видите тонкое золотое колечко на мизинце его величества?
— Он вчера взял его у леди Анны — в шутку, вроде залога любви. Словно ему нужен залог. Но я нахожу это весьма романтичным.
— Романтичным? Клянусь дьяволом, вы говорите такие же глупости, как и все тут, — хмуро пробормотал Том. — А видите у Уайетта медальон на цепочке? Это тоже от Анны. Он хранит его уже много лет, да еще и осмеливается открыто носить на шее, голова безмозглая. Что за чертовщина! — воскликнул Том с коротким смешком и покачал головой. — Похоже, Уайетт и впрямь решил обыграть его величество. Если уж леди ему не досталась, так достанется хотя бы эта маленькая победа.
Я тоже внимательно посмотрела на оба шара, замерших рядом с коном.
— Я выиграл, — объявил король, уперев руки в бока. — Мой шар чуть ближе к отметке.
— Я в этом не уверен, — ответил Уайетт. — Уж позвольте мне измерить расстояние, чтобы не осталось сомнений.
Он расстегнул ту самую цепочку, о которой говорил мне Том, растянул ее и измерил расстояние от шаров до кона. Его шар оказался ближе к цели, чем королевский. Генрих фыркнул, метнул в соперника суровый взгляд — и шум тотчас же стих. Все застыли, как в игре «Замри!», в которую часто играли дети сэра Филиппа. Даже великолепно владевшая собой леди Анна выглядела так, словно проглотила какую-то гадость.
Поманив Анну (а быть может, и всех нас) мизинцем, на который было надето ее кольцо, Генрих Тюдор объявил:
— Как бы то ни было, я желаю сегодня заняться стрельбой по мишеням. Вас, поэт Уайетт, я оставляю играть в ваши игры, но остерегайтесь еще раз надевать на шею этот медальон. Медальоны — предметы весьма хрупкие, впрочем, как и шеи…
Возможно, он при этом еще и выругался или что-то пробормотал себе под нос, я уж не знаю. В одном я была уверена: у меня наконец-то есть нечто такое, что можно не только отнести, но и рассказать Кромвелю — информация отнюдь не была секретной, но из нее следовали важные выводы. Король все еще ревнует Анну к прежнему претенденту на ее руку, Уайетту, — и не исключено, что и к Генри Перси тоже.
— Чтоб Уайетта черти побрали! Из-за его нелепой выходки король рассердился, а страдать придется нам всем, — проворчал Том. — Значит, нынче вечером, — жарко прошептал он мне на ухо, — когда взойдет полная луна, в разгар танцев. Я буду ждать вас у самого входа в лабиринт, так что вы в нем не потеряетесь. Это я потерял голову от глубокого восхищения вами, мистрис.